Клаудиа Дэйн - Дочь куртизанки
– Вы совершенно правы, – сказал Эшдон, пока Каро не произнесла ни слова. Он опасался, что Каро может испортить все дело с женитьбой только ради того, чтобы насолить собственной маме, поскольку был уверен, что отец оставит его без единого шиллинга, хотя и сомневался, что у отца остался даже шиллинг. – Помимо того, что меня воспринимают не более чем куском говядины при покупке, я всегда благосклонно относился к союзу с Каролиной. Уверен, что вы поддерживаете мои взгляды, леди Дэлби.
– И вы не ошибаетесь, – безмятежно произнесла София.
– А теперь, когда я познакомился с Каролиной…
– Не совсем верно, – перебила его София. – Было бы справедливо сказать, что вы оба теперь хорошо знакомы.
– И это нас вполне устраивает, – проговорил Эшдон, взяв Каро за руку и мягко притянув ее к себе. – Я сильно привязался к вашей дочери, и я женюсь на ней.
– Похоже, что вы действительно к ней привязались, – улыбнулась ему София.
– Мне не нужна никакая другая женщина. Моей женой должна быть только Каро.
– Ну что же, – произнесла София переведя взгляд на дочь с таинственным видом. – Если ваша избранница Каро, то так тому и быть.
Глава 20
Ничего больше не оставалось, как покинуть тесный кабинет и предстать перед толпой, заполнившей огромный дом. Софию эта перспектива не пугала, Эшдон казался сдержанным, а у Каро был усталый вид.
В итоге она должна выйти замуж за Эшдона. Но не потому, что его купили для нее, по крайней мере не только потому. Оказывается, он больше ни на ком не хотел жениться.
Он хотел ее, хотел настолько, что бросил вызов собственному отцу, а она знала, что граф Уэстлин не питает к Софии и к ней самой ничего, кроме ненависти. Просто быть ребенком Софии означало быть его врагом, хотя теперь, когда они с Эшдоном собираются пожениться, надо найти способ счастливого или хотя бы мирного сосуществования. Или, на самый худой конец, соблюдать приличия на публике.
Каро только надеялась, что не надо будет делать этого прямо сейчас, то есть необходимо соблюдать приличия. Она лучше подождет, пока они с Эшдоном благополучно поженятся и лорд Уэстлин ничего не сможет сделать, чтобы помешать им. В данный момент, под угрозой скандального крушения всех ее планов, она вообще ни в чем не была уверена.
Однако Эш, положив руку ей на талию, когда они проскользнули тихонько через вестибюль до музыкальной комнаты, вселял в нее уверенность абсолютно во всем.
Она хорошо понимала, что ее мысли нелогичны и странны. Она также не сомневалась, что прежде у нее никогда не было таких мыслей. Вот как действовал на нее Эшдон. Она просто потеряла голову, и, что самое главное, ей это было все равно.
Она ему нравилась. Она даже осмелилась подумать, что он был страстно влюблен в нее или хотя бы в ее грудь. Она догадывалась, что после кормилицы ему довелось увидеть не одну пару женских грудей и что он разбирался в том, что ему нравится. Ему нравилась она. В этом она не сомневалась.
Пожалуй, стоит еще раз обнажить свою грудь, и как можно скорее. Вполне возможно, что вопреки всякой логике отец заставит Эша сделать самое ужасное: бросить ее как-нибудь так, чтобы окончательно опозорить ее. Зная лорда Уэстлина, мама предупредила ее об этом, и сомневаться не было никаких оснований. Следовательно, пребывая в неуверенности и в то же самое время становясь все более уверенной, надо во что бы то ни стало держать Эшдона поближе к своей груди.
Как это было… замечательно. Она все еще трепетала, колени дрожали, дыхание не выровнялось. Это ощущение ей даже нравилось, так же как ей нравилось чувствовать руки Эшдона на себе. Да, корсет должен исчезнуть при первой же возможности.
Каро следила за тем, как он смотрит на нее и на жемчужное ожерелье, которое струилось по ее груди, когда она двигалась. Именно этот взгляд придавал ей уверенности. Она не сомневалась в одном, и только это имело значение: Эшдону нравилось, очень нравилось, как она носит его ожерелье.
Не надо быть дочерью Софии, чтобы понять это.
С уверенностью и маленьким планом в голове Каро вошла в музыкальную комнату, последнюю комнату ассамблеи в доме Гайда.
– Дорогая, как тебе идет этот румянец, – тихонько сказала мама, когда она собиралась попрощаться с хозяйкой дома Молли, герцогиней Гайд. – Определенно, Эшдон влюблен. Что бы ты ни делала, он невероятно наслаждается этим. Что еще остается делать женщине, как не продолжать? – И, засмеявшись и сжав ее руку, София радостно обратилась к Молли, словно ничто другое ее не интересовало: – Ваша светлость, какой замечательный прием, я так рада быть здесь снова.
– Снова? – переспросила Молли. – Без вас гости заснули бы на месте. Можно бесконечно восхищаться золотым деревом, даже если оно надоест. А теперь скажите мне, София, что за дьявольскую историю придумали вы в этом году?
– А что вы слышали? – София улыбнулась.
– Только то, что слышала половина Лондона, – вернула ей улыбку Молли. По слухам, именно ее улыбка завоевала сердце Гайда. Любой, кто думал, что состояние ее отца спасло Гайда от разорения, не смел приблизиться к Молли и уничтожался ее искрометным юмором.
– Что же это такое? – произнесла София, когда они направились в дальний уголок музыкальной комнаты через толпу совершенно свободно, потому что люди перед ними расступались, словно морская пучина перед Моисеем.
– Что ваша дочь отважилась начать жизнь куртизанки со всей грациозностью лебедя, взмывшего в небо, украсив шею тремя жемчужными ожерельями ценою в целое состояние. Почти уверена, что видела похожую пьесу, когда впервые прибыла в Лондон, – сказала Молли, нахмурив лоб. – Конечно, мой сын не участвовал ни в одной пьесе, которую мне доводилось видеть, но он участвовал в вашем спектакле.
– Знаете, как сильно бывают преувеличены слухи, ваша светлость.
– О, вы меня не поняли, София. Если Генри желает дружить с женщиной, то это его выбор. Я просто надеялась, что у него хватит такта не выбирать дочь друзей.
София рассмеялась с таким откровенным удовольствием, что Молли ничего не оставалось, как засмеяться вместе с ней.
– Что вы, он тут ни при чем. У него хватило и такта, и благоразумия, – произнесла София. – По сути, он подарил Каро жемчужное ожерелье, чтобы угодить мне.
– Угодить вам? София, по всем меркам, у вас самый изощренный ум, с каким я когда-либо встречалась. Вы самая элегантная и достойная женщина нашего общества. Вы… – Молли помолчала, – вы просто прелесть.
– Благодарю, ваша светлость. – София склонила голову в знак благодарности.
– А теперь, полагаю, вам наговорили немало комплиментов за эту ночь. Расскажите мне все.
