Барбара Картленд - Отзывчивое сердце
– Времена меняются, – примирительно сказал герцог. – Сейчас во многих странах Европы Наполеон сажает на трон своих родственников, так что скоро редко у кого из приезжающих в жилах будет течь королевская кровь. Вы, бабушка, следующая по значимости после них.
– За этим что-то кроется, – убежденно заявила герцогиня. – Хотела бы я знать, что именно.
Герцог ответил не сразу. Клеона заметила, что он нахмурился. Неожиданно он прошел обратно к двери, открыл ее, выглянул в коридор и опять плотно закрыл, после чего вернулся к герцогине.
– Послушайте, мадам, – тихо проговорил он. – И вы, Клеона, тоже. Запомните то, что я сейчас скажу. У Фуше, возглавляющего наполеоновскую полицию, повсюду есть соглядатаи. Ему докладывают обо всем вплоть до мельчайших подробностей. Мне говорили, что в поисках хоть какой-нибудь информации по утрам на всякий случай обыскиваются даже мусорные корзинки для бумаг.
– Что же они надеются услышать от нас? – поинтересовалась Клеона прежде, чем герцогиня успела открыть рот.
– Понятия не имею, – ответил герцог, даже не взглянув на нее. – Я только предупреждаю вас обеих. О каждом вашем шаге – повторяю: о каждом! – кто-нибудь из этого особняка или за его пределами будет сообщать в департамент полиции. А посему постарайтесь, бабушка, попридержать свой язык. Каким бы добродушным человеком Бонапарт ни показался приезжим, он не терпит критики.
Клеона предвидела взрыв возмущения, но герцогиня рассмеялась и похлопала герцога по руке.
– Я рада, что ты предупредил меня, – сказала она. – Я старуха болтливая и люблю говорить напрямик то, что думаю. Постараюсь до возвращения в Англию держать свои мысли при себе.
Герцог снова поднес ее руку к губам.
– Я знал, что могу на вас положиться, – сказал он. – Думается, каждый человек в каком-то смысле является посланником своей страны. А Бонапарт очень старается продемонстрировать дружелюбное отношение к Британии, во всяком случае, сейчас.
– И что же за этим кроется? – спросила герцогиня.
Герцог пожал плечами.
– Политикой пусть занимаются те, кому это доставляет удовольствие, – ответил он. – Меня гораздо больше интересует Пале-Рояль, где в карты играют азартнее и рискованнее, чем у нас в Лондоне, а наряды в греческом стиле прикрывают дам до того скудно, что – ей-богу! – даже вы, мадам, были бы шокированы, если б могли их увидеть.
– Уж мне-то, слава Богу, не придется тратить время и деньги на Пале-Рояль, – заявила герцогиня, и при слове «деньги» голос ее зазвучал резче.
Герцог засмеялся и повернулся к двери.
– Кстати, бабушка, завтра вечером вас обеих ожидает великая честь. Первый консул и его жена приглашают вас в Мальмезон отужинать с ними в интимной обстановке.
– Почему это считается великой честью? – спросила герцогиня.
– Потому что туда они приглашают только самых близких и задушевных друзей. Большинство иностранных гостей они принимают в замке Сен-Клу или, конечно же, в Тюильри. Если вас принимают в Мальмезоне, это означает, что у Бонапарта к вам особое отношение, не так ли?
– Слышала я об этом дворце, – сказала герцогиня. – Любопытно будет взглянуть на него.
– Мне тоже было бы любопытно, если бы меня пригласили, – согласился он. – Но в приглашении совершенно определенно названы только вы и Клеона. Потом вы обязательно все мне расскажете.
– А что будешь делать ты?
– Бабушка, что за вопрос? – беспечно спросил герцог.
На пороге он поклонился, не обращая внимания на Клеону, и вышел из комнаты. У нее было такое чувство, будто он бросает их; ей хотелось кинуться вслед за ним, упрашивая поговорить с ними, побыть с ними еще, пусть даже совсем недолго. Но он уже ушел. Из окна ей было видно, как по фаэтон поворачивает по подъездной дороге, посыпанной гравием, и быстро выезжает через большие железные ворога с каменными геральдическими орлами.
– Черт побери этого мальчишку! – почти шепотом воскликнула герцогиня. – Мне хотелось побольше узнать о том, что происходит. Я приехала в Париж, чтобы быть с ним рядом, но он, похоже, собирается устроить нам кучу пышных приемов, а сам тем временем пустится во все тяжкие.
Клеоне так и хотелось ответить, что глупо ждать чего-то другого. Но она, как и герцогиня, тоже надеялась, что герцог будет с ними хотя бы до тех пор, пока они окончательно не устроятся в этом новом и незнакомом месте.
Правда, ей не пришлось беспокоиться о том, что они останутся в одиночестве или что никому нет до них дела. Едва они умылись и переоделись, как появились Фредди и граф. К тому же они не успели пробыть в доме и четверти часа, а посетители начали оставлять свои визитные карточки. Они закружились в вихре развлечений, приемов, поездок по достопримечательным местам, от всего этого у Клеоны перехватывало дыхание. Это был настоящий калейдоскоп красок, череда прекрасных и экстравагантных зрелищ, но повсюду ее преследовало странное чувство отчаяния, ибо герцога не было рядом с ними.
Один эпизод запомнился ей особо. Они возвращались из очередной поездки, когда услышали духовой оркестр. Граф, сопровождавший их, повернул лошадей на площадь Согласия и остановил карету возле собравшейся толпы. Они увидели множество торжественно марширующих солдат; парад явно был устроен с какой-то определенной целью. Очень скоро она стала ясна.
Верхом на лошади, прежде принадлежавшей покойному королю Франции, появился Наполеон Бонапарт в сопровождении дюжины генералов и адъютантов в великолепных мундирах разных цветов со сверкающими и позвякивающими знаками отличия. На фоне этого блистательного окружения крайняя простота мундира Первого консула лишь усиливала производимое им впечатление. Черная шляпа и простой синий мундир напомнили Клеоне форму английского морского капитана. Он объезжал ряды солдат, крупный нос и пристальный взгляд создавали такое впечатление, будто он вглядывается в каждого из них. При виде этого маленького человека с болезненно-желтоватым цветом лица Клеоне вдруг на ум пришел Цезарь; даже на герцогиню он произвел сильное впечатление.
Клеона украдкой взглянула на графа. Он смотрел на Бонапарта во все глаза и не заметил взгляда девушки. В выражении его лица было нечто, поразившее ее. Лишь впоследствии она поняла, что глаза его смотрели на императора с искренним, нескрываемым восхищением.
В тот вечер их принимали в Тюильри. Сновали сотни лакеев в зеленых с золотом ливреях, в комнатах горделиво расхаживали блюстители порядка в шитых золотом мундирах; бросались в глаза сверкающие золотые цепи и медальоны пажей. Мундиры генералов и адъютантов своим великолепием превосходили наряды самых именитых гостей. Первый консул отсутствовал, но гостей принимали члены семейства Бонапартов и министр иностранных дел.
