Эжени Прайс - Свет молодого месяца
— Он даже подписался «Хорейс Банч», — воскликнула Каролина.
— Это письмо о Хорейсе по-настоящему, — каждая строка. — Мэри почти кричала. — Он не пишет всяких пустяков на этот раз. Он делится с нами своими мыслями. Что я тебе говорила, папа? Он начинает тосковать по дому! — Она закружилась от радости. — Хорейс скучает по дому!
— Шш… Вот она, — предупредил Джим. Вдова Шедд подошла к ним, улыбаясь.
— Я понимаю по вашим счастливым лицам, что у вас вести от вашего красивого сына, мистер Гульд, и я уверена, что милый мальчик возвращается домой. Я за вас просто до слез рада.
Все ждали ответа Джеймса. Он вылез из экипажа впервые за много месяцев без помощи, выпрямил свои худые плечи и посмотрел ей в лицо.
— Нет, миссис Шедд, он ничего не пишет о возвращении. Сожалею, что я порчу вам удовольствие от вашего пророчества, но оно фальшиво — как обычно. Идемте дети, Каролина, — пора в церковь.
Глава XXIII
Стоя одиноко на правом борту шхуны, направляющейся в Саванну, в стороне от многочисленных пассажиров, прощающихся с провожающими, Хорейс вынул из кармана последнее письмо Мэри. Он осторожно развернул его на свежем октябрьском ветру, его руки дрожали. У него было тревожно на душе, но он снова чувствовал себя живым человеком. Пока он не получил это письмо, совсем измятое теперь и стертое на складках, — он почти перестал реагировать на что бы то ни было. После того, как он написал им письмо с просьбой простить его, у него настало резкое, почти болезненное облегчение. Потом его сменила апатия, подобно болезни, притупленность, безразличие. Дни сменялись, равнодушные, как река, четыре дня… девять… двенадцать… двадцать. И в каждом порту он жалел, что не дал Мэри других адресов но ходу «Принцессы».
Когда они наконец причалили в Новом Орлеане, письмо, на которое он рассчитывал, ожидало его — то, которое он держал сейчас. Он знал его наизусть, — до последней строки.
«Ты наполнил наши сердца такой радостью, какую ты себе представить не можешь, любимый Хорейс Банч. Конечно, мы прощаем тебя, но главное — мы благодарны тебе за то, что тебе хочется быть по-прежнему близким нам. Я решила на этот раз не писать длинного письма, а только следующее: я счастливейший человек в мире, потому что знаю, что ты скучаешь по дому. Впервые за семь лет я знаю, что ты скучаешь, что тебе хочется проехаться на Долли, поудить рыбу с Джули. Когда ты написал о Джули и маме Ларней, это был ты, прежний. Разберись в себе поскорее, дорогой мой брат. Ты, какой ты есть, настоящий, стоишь того, чтобы близко знать и уважать тебя. Когда ты найдешь себя настоящего, ты себе понравишься, как ты нравишься мне.
Письмо Мэри открыло ему возможность хотя бы попытаться вернуться к своим прежним стремлениям — быть независимым человеком, но таким, какого он сам мог бы уважать. Он ехал Домой, чтобы начать все сначала. Не важно, как получится, впервые после Йеля он чувствовал, что поступает правильно, что он делает верный шаг.
Он скомкал письмо в плотный шарик и бросил его в темнеющую воду.
Проследив глазами за крохотным клочком бумаги, покачивавшимся в мутной реке, и затем исчезнувшим из виду, он глубоко вдохнул чистый, влажный воздух и тихонько усмехнулся, потому что первое судно, на которое он смог купить билет в Джорджию, было шхуной «Мэри».
Глава XXIV
«Сара» было новое судно на знакомом маршруте от Дэриена до Сент-Саймонса. Во всяком случае, для Хорейса оно было новым — чистый, невысокий белый пароход, лучше ухоженный, чем «Южная Каролина» или «Магнолия». Пока садилось солнце, он стоял на маленькой палубе для пассажиров и смотрел, как большой шар тускнел, переходя из ярко золотистого в оранжевый, потом в красный цвет, и опустился к болотам; на небе с множеством тонких, узких облачков остались розоватые полосы с бледно-зеленым отблеском по краям. Воздух стал темно-золотистым, он был теплый, мягкий, ласковый. Родные места.
Он нервничал. Было бы нечестно отрицать это, а он твердо решил быть честным с собой и, по возможности, быть честным по отношению к другим. В такую погоду менее чем через час капитан Стивенс приведет свой красивый маленький пароходик к пристани в Джорджии. Когда они вошли в Олтамаху, он вспомнил кипарисы, маячившие как привидения в ту дождливую мятежную ночь много лет тому назад. Впервые за всю свою зрелую жизнь он был убежден, что избрал правильный путь. Что бы ни ожидало его впереди, он будет помнить об этом.
Хорейс был единственным пассажиром у капитана Стивенса, и он подумал, что было бы хорошо подняться в рубку, чтобы познакомиться с этим румяным датчанином, приехавшим на Сент-Саймонс во время его отсутствия. Приобрести нового друга будет очень кстати, — ведь, он окажется в окружении стольких старых друзей, которые потеряли с ним всякую связь.
Поднявшись на лесенку к рубке, он на минуту остановился, чтобы составить мнение о капитане, который сидел, потихоньку напевая, свободно наклонив свои тяжелые, широкие плечи над деревянным рулевым колесом, послушным его мускулистым рукам. «Он примерно моего возраста», — подумал Хорейс, и, улыбаясь, отметил различие в их внешности.
Капитан Стивенс был великаном, он был весь массивен и фигурой, и конечностями. Он понравился Хорейсу с первого знакомства в Дэриене. Это был открытый, прямой человек.
— Славное суденышко, капитан, — сказал он, перекрывая шум машины.
Великан повернулся с улыбкой.
— А вы подойдите сюда и возьмите руль, Гульд. Не соблазняйтесь только его красотой. — Он говорил с сильным датским акцентом, по голосу чувствовалось, что он легко смеется.
Хорейс взял гладкое, полированное колесо и сел на капитанское место.
— Вам придется помогать мне, капитан. Я привык к реке, но я, безусловно, не рулевой.
Наклонясь под низким потолком, Чарльз Стивенс стоял позади него и примерно на расстоянии мили давал Хорейсу точные указания. Он знал воды вокруг Сент-Саймонса так, как будто он вырос там, а не в далекой Дании. Поворачивая рулевое колесо «Сары» согласно указаниям Чарльза Стивенса, Хорейс думал о том, было ли этому уверенному человеку когда-нибудь нужно, чтобы его успокаивали по какому-нибудь поводу. Испытывал ли он когда-нибудь страх перед кем-нибудь или чем-нибудь? Они входили в пролив Баттермильк и капитан Чарльз взял руль.
— Лучше здесь я возьму, Гульд. Вы любуйтесь пейзажами. Вы совсем скоро окажетесь, наконец, дома.
Хорейс нахмурился.
— Откуда вы знаете, что я еду домой?
— Вы забыли, что я уже больше года живу на вашем острове. Этого достаточно, чтобы знать о вас все, друг мой. На Сент-Саймонсе все знают о вас.
