Гейл Уилсон - Тайна покинутой часовни
– Тогда нам не удалось бы отыскать Ричарда, – напомнила Мэри. – Все еще можно исправить. В конце концов Ричард поймет, что его любят.
– Разве это искупит мою вину? – с горечью произнес Вейл.
– Да, – кивнула Мэри, глядя на него в упор. – Любовь искупает великое множество ошибок. Мы оба не раз ошибались, и все-таки...
Мэри смущенно замолчала. Вейл подсказал:
– И все-таки мы вместе. Снова вдвоем, – добавил он и улыбнулся.
Тихие дни английского лета тянулись нескончаемой чередой. Адвокаты герцога Вейла начали в Лондоне процесс по делу о признании законных прав его первого сына. Брак герцога и Мэри Уинтерс уже был признан королевским судом; теперь оставалось лишь позаботиться о правах ребенка, которого герцог давно объявил своим.
То, что ребенок был окрещен как Ричард Трейвик, адвокаты называли чудовищной ошибкой и объясняли, что это произошло в то время, когда сам герцог был при смерти, а его молодой жене нездоровилось после родов.
Свет наслаждался бесчисленными сплетнями и догадками, но Мэри и ребенок, жившие в поместье, были надежно ограждены от пристального внимания досужих аристократов. Вейла уверяли, что процесс пройдет как по маслу. В конце концов, Маркус Трейвик и не подумал протестовать: он так и не вернулся в Англию, и поскольку его противозаконная деятельность оказалась раскрытой, вряд ли в будущем он отважился бы предъявить права на ребенка.
Ник мечтал лишь об одном: чтобы битва на домашнем фронте продвигалась так же удачно, как судебный процесс. Отношения с Мэри складывались почти идиллически, но Ричард по-прежнему был слишком сдержан и замкнут для ребенка своих лет – по крайней мере в присутствии отца. Он держался так отчужденно, что Мэри все не решалась объяснить мальчику, что Ник – его настоящий отец.
– Наберись терпения, – уговаривала она Ника. – Ричард столько пережил! Дай ему время привыкнуть к нам.
В глазах герцога отражалось горькое разочарование, однако он молчал, продолжая обращаться с ребенком так же терпеливо и доброжелательно, как вначале. Зато с Пирсом Ричард сразу подружился, и Ник часто ловил себя на мысли, что завидует собственному денщику.
Герцогу и в голову не приходило, что его воинская карьера – постоянный предмет бесед Пирса и Ричарда. А от гувернантки мисс Хокинс мальчик узнавал подробности детства Вейла. Сокровища детской, которые перешли в полную собственность Ричарда, обрели для него особую ценность потому, что прежде ими владел рослый, сероглазый человек, перед которым преклонялись все – и Пирс, и Смитерс, и мисс Хокинс.
Глава пятнадцатая
Темной октябрьской ночью огромный замок крепко спал, убаюканный тишиной. Конюх поднял тревогу, едва едкий запах дыма долетел до сеновала, где он спал.
Распахнув дверь и увидев, что огонь стремительно распространяется по конюшне, конюх не стал медлить ни секунды. Гулкий звон колокола разорвал ночную тишину, и почти мгновенно двор заполонили полуодетые конюхи, грумы и их помощники. Ржание запертых в конюшне лошадей, обезумевших от ужаса, придавало их спасителям силы и проворства.
Само собой, никому и в голову не пришло послать за герцогом – по крайней мере в первые минуты суеты и неразберихи. Домашняя прислуга вскоре пришла на помощь конюхам, но хозяина дома Томпсон все не решался разбудить.
В конце концов отца разбудил Ричард. Крыло дома, где располагалась детская, находилось ближе к конюшням. Звон колокола заставил мальчика выглянуть в окно и в ужасе броситься на поиски человека, которого он считал всесильным.
Ник понял все отчаяние ребенка мгновенно. Он начал одеваться раньше, чем Мэри сумела разобрать всхлипы Ричарда.
– Не выпускай его отсюда! – приказал Ник, бесцеремонно сажая ребенка на постель рядом с матерью. – Делай что угодно, Мэри, но пусть он будет рядом с тобой!
– Там пони! – всхлипнул Ричард. – Пожалуйста, спасите их!
Вейл ничего не стал обещать, не зная, насколько силен пожар. Конюхи в любом случае попытаются первым делом вывести из пламени рабочих лошадей. Четыре карликовые лошадки, не представляющие почти никакой ценности, наверняка будут забыты.
Уже спускаясь по лестнице, герцог осознал, что сын впервые обратился к нему с просьбой. И Ник поспешил к конюшне, подгоняемый негромкими, полными надежды всхлипами.
В тишине спальни Мэри долго сидела молча, обняв сына и медленно покачиваясь из стороны в сторону, словно пытаясь убаюкать его. Но мысленно она была рядом с Ником и слугами, которые в отчаянии пытались спасти животных.
– Он сможет вывести пони из конюшни? – наконец прошептал Ричард.
– Он попытается, – откликнулась Мэри, поглаживая сына по голове. – Если получится... – добавила она и вдруг поняла, что Ник ни за что не станет рисковать жизнью слуг ради спасения лошадей. – Если при этом никому не придется рисковать. Пожар в конюшне – это очень опасно. В панике животные не понимают, что конюхи пытаются спасти их. Если вывести их не удастся... ты должен помнить, что ради спасения было предпринято все возможное. Ты же знаешь, как здесь заботятся о лошадях.
– О людях я не подумал, – признался Ричард, и его серые глаза снова наполнились слезами.
– Понимаю. Не расстраивайся, Вейл сделает все возможное! – утешила ребенка Мэри. – Все будет хорошо, – прошептала она, приглаживая золотистые волосы.
– Из окон детской виден пожар, – он умоляюще посмотрел на Мэри.
– Но, глядя из нее, мы ничем не поможем остальным. Ричард, уверяю тебя: они сделают все, что смогут!
– А может, спустимся вниз? – осторожно спросил он. – И подождем там?
Вейл запретил им покидать дом, но насчет кухни он ничего не говорил. И Мэри решила спуститься, подогреть ребенку молока и дождаться вестей.
– Ну хорошо, – согласилась она. – Мы разведем в кухне огонь и приготовим герцогу и Пирсу чай. Ты согласен? – с улыбкой спросила она. По-прежнему вспоминая грозное пламя, бушующее в конюшне, мальчик робко кивнул. Мэри набросила халат, взяла сына за руку и повела в кухню.
Уже в коридоре она поняла, что в огромном доме нет ни души. Скорее всего, Томпсон и лакеи бросились на помощь конюхам, а горничные мирно спали в людской, в другом крыле, или же выбежали из дома, чтобы поглазеть на пожар.
Спускаясь по лестнице, Мэри никак не могла отделаться от дурного предчувствия. Его усиливала зловещая тишина, царившая в доме, нижний этаж которого освещала только луна, заглядывавшая в высокие окна. Казалось, пожар, суета и тревожный звон колокола находятся в совсем другом мире.
У подножия лестницы Мэри немного помедлила, прежде чем ступить на мраморный пол. В углах холла сгустились мрачные тени. Мэри вдруг подумалось, что, кроме нее с сыном, на свете не осталось ни души. Они совершенно беспомощны и одиноки.
