Барбара Картленд - Вслед за тобой
— О Хью!
Он крепче сжал ее в объятиях… наклонился к ней… Синтия, словно очнувшись от столбняка, выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь.
Она тоже плакала от облегчения и счастья. Микаэла спасена, они с Хью вновь обрели друг друга. Синтия прислонилась к двери и стала искать платок.
— Возьмите мой, — предложил Роберт.
Она не видела, что он стоит рядом, и вздрогнула от неожиданности, стараясь улыбнуться сквозь слезы, но его лицо было мрачным. Он протянул ей платок, и она вытерла глаза.
— Спасибо, — поблагодарила она, овладев голосом. — Микаэла уже решила отказаться от этого замужества.
— Почему-то думал, что так все и кончится, — проговорил Роберт.
— А как быть с Артуром… Как мы с ним поступим?
— Я не забыл о нем, — ответил Роберт. — Я уже отправил за ним в церковь машину. Мне жаль парня, хоть я и не испытываю к нему симпатии.
— Может сказать, что Микаэла больна, ему будет не так тяжело, — предложила Синтия.
— Нет, я скажу правду. Сам виноват — что он о себе вообразил, сделав Микаэле предложение? Думать надо было.
В голосе Роберта появились знакомые безжалостные нотки, а Синтия сразу почувствовала облегчение. Роберт подошел к верхней ступени лестницы.
— Машина вернулась, — сказал он. — Идемте, вы поможете мне. Он говорил не допускающим возражений тоном, и Синтия повиновалась.
Разговор с Артуром был не из приятных, но Синтия должна была признать, что тот повел себя на удивление беззлобно.
Роберт изложил ему обстоятельства, после чего Артур встал.
— Мне нечего сказать, Шелфорд; в сущности, я ничего и не собираюсь говорить. Займусь лучше снова фермерством — но опять мне придется сокращать посевную площадь из-за конкуренции со стороны «Берез».
— Не бойтесь этого, — сказал Роберт. — По всей справедливости открою вам секрет — я, наверно, скоро продам «Березы».
Синтия, не выдержав, вмешалась.
— Вы продаете «Березы»? — повторила она в изумлении.
Роберт кивнул.
— Я намерен уехать за границу, но это пока строго между нами. Я вам сообщил об этом, Артур, надеясь, что это послужит некоторым утешением при сложившихся обстоятельствах.
— Благодарю, — сказал Артур. Он помолчал в неловкости, потом оглядел себя, словно вспомнив, что одет к венцу.
— Поеду домой, — сказал он резко, и добавил, — ваш шофер в церкви сказал кое-кому, что Микаэла больна. Буду весьма обязан, если это останется официальной версией для моих соседей и всех в округе. Не хочется выглядеть полным болваном.
Говорил он с обычной напыщенностью, но Синтия от души его пожалела.
— Конечно, — поспешно заверил Роберт. — Что касается нас, это будет единственная версия происшедшего. Позднее, когда вы сочтете удобным для себя, помолвка может быть расторгнута по взаимному согласию.
— Благодарю вас, — снова сказал Артур, и попрощался с большим достоинством.
Проводив Артура до дверей, Роберт вернулся в библиотеку. Он посмотрел на Синтию с выражением, которого она не могла разгадать.
— Спасибо вам за все, — сказал он. — Если бы не вы, Хью не успел бы сюда вовремя.
— Не нужно меня благодарить, Роберт. Почему вы продаете «Березы»?
Он отвел глаза.
— Я уезжаю.
У нее вдруг мучительно сжалось сердце.
— Почему? — воскликнула она.
Наступило молчание, потом Роберт ответил:
— Я должен вам что-то показать.
Он направился к двери, Синтия за ним. К ее удивлению они поднялись по лестнице наверх, и, когда повернули к Южному крылу, ей все стало ясно. На мгновение ею овладел страх и растерянность.
Она не знала тайны Роберта и опасалась ее узнать. Против воли она заставила себя следовать за ним. Он шел, высоко подняв голову, но лицо было усталое, бледное, как полотно.
Роберт раскрыл дверь в коридор этого крыла дома. Как и говорила Сара, все утопало в роскоши, повсюду огромные вазы с цветами. Синтии казалось, они идут, как во сне, даже звук шагов поглощался толстым пушистым ковром. В конце коридора Роберт остановился и первый раз посмотрел ей прямо в глаза.
— Вам не страшно? — спросил он.
Синтия не знала, что ответить. Ей действительно было страшно, но почему — она не могла понять. Роберт открыл дверь.
Синтия хорошо знала эту комнату — спальню своей матери, огромную, просторную, с окнами, выходящими на розарий.
Шторы были опущены. В полумраке благоухали оранжерейные цветы, чувствовался тонкий, еле уловимый аромат пряных духов.
Кровать была в алькове на постаменте — к ней вели три ступени. Огромная кровать из позолоченного резного дерева. Роберт неожиданно нагнулся и включил лампу. У Синтии перехватило дыхание.
На кровати, вся в белом, лежала женщина. Руки сложены на груди, в ладонях единственная белая лилия. На мгновение Синтия приняла женщину за спящую, потом, вглядевшись в неподвижные черты, закрытые глаза, смутную улыбку счастья, застывшую на губах, поняла — это покойница. Надо лбом золотистым нимбом сияли на фоне атласной подушки рыжие волосы. И Синтия догадалась.
— Ваша матушка? — прошептала она еле слышно.
— Да, — ответил Роберт. — Скончалась ночью. Она тяжело болела последние три недели, претерпевала тяжкие муки, и можно лишь благодарить судьбу, что страдания позади.
Синтия смотрела на умиротворенное лицо. Когда-то женщина эта была, наверно, очень хороша собой. Немолодое лицо хранило следы былой красоты. О многом хотелось спросить, многое узнать, но эти минуты принадлежали не Роберту, а его матери. Повинуясь душевному порыву, она опустилась у кровати на колени, склонив голову и закрыв лицо руками. Роберт преклонил колени рядом с ней.
Синтия пыталась молиться за душу отошедшую, за мир, покой и Божью благодать для усопшей, но вместо этого она стала молиться за Роберта.
— Я хочу принести ему счастье, — молилась она. — Помоги, помоги мне в этом!
Она поднялась, ничего не различая от слез, и Роберт взял ее под руку и вывел из спальни, закрыв за ними дверь.
В коридоре ждала Зелли, она горько плакала, глаза покраснели и опухли. Роберт погладил ее по плечу, стараясь утешить, и в молчании он и Синтия прошли через коридор, закрыв за собою дверь в Южное крыло.
Они вернулись в библиотеку, и Синтия знала — настал час, когда ей будут доверены все тайны. Синтия опустилась на широкий, выложенный подушками подоконник. Роберт стоял рядом, руки в карманах, взгляд устремлен вдаль. Немного погодя, он заговорил:
— Мне нужно очень многое вам поведать, но трудно решить, с чего начать. Я отвел вас наверх, и вы видели мою мать, я хотел, чтобы вы простились с нею. Единственной женщиной в моей жизни, которую я любил, кроме вас.
