Дженнифер Блейк - Стрела в сердце
Кэтрин очень хотела, чтобы он хоть что-то произнес, и сама пыталась придумать какую-нибудь тему для разговора, чтобы снять напряжение, сковавшее их обоих. Сначала он крошил своими сильными руками орехи, треск которых бросал ее в дрожь, потом уставился немигающими глазами на растущую гору скорлупы. Тишину нарушал только треск дров в камине и щелканье орехов. Ей вдруг захотелось вскочить и убежать из комнаты, но она только позволила себе поднять на него глаза.
Рован допил вино, поставил стакан, собрал шелуху со стола и бросил ее в огонь.
— Если так и дальше будет продолжаться, то мы к их приезду или станем идиотами, или убьем друг друга, — напряженно произнес он.
— Мне кажется естественным, что мы должны раздражать друг друга.
— Раздражать? Вы интригуете меня, я благоговею перед вашим самообладанием. Ваша уклончивость, не говоря уже о вашей нежной, как жемчуг, коже, доводит меня до сумасшествия. Но вы не раздражаете меня.
Конечно, из-за их заточения в башне он дошел до точки. Она сказала:
— Нужно потерпеть еще только несколько дней.
— Слишком много. Для женщины и мужчины, запертых вместе в состоянии, близком к совершенно раздетому, — это дьвольское испытание для нервов и воли.
— Так и задумывалось.
Он горько улыбнулся.
— Кругом рай: тут и предательство, и рождение ребенка, и в конце запланированное наказание. Да. Расскажите-ка мне еще раз, почему мы должны следовать нашему заговору, задуманной мести?
Наверное, он выпил лишнего за обедом, а она не заметила. Кэтрин положила вилку, вытерла рот салфеткой и сложила руки на столе.
— Что вы такое говорите? — спросила она, поджав губы.
Он долго рассматривал ее, прежде чем ответить.
— Цель всей этой шарады, с точки зрения вашего мужа, — наследник. Ради нее он разрешает вам тщательно контролируемый эпизод неверности с мужчиной, которого он сам выбрал. Нет, не разрешает, он настаивает на этом. Вы скажете, что он заслуживает того, чтобы быть разочарованным?
— Это мое окончательное решение. — Кэтрин крепче сжала руки.
— И мое… — согласился Рован. — Жаль только, что для нас не существует более сильного метода неповиновения. Очень горько, что приходится не только сопротивляться планам вашего мужа, но и, по крайней мере, я должен сопротивляться неистовому желанию, равного которому я никогда не испытывал.
Кэтрин вдруг увидела, какие изумрудные у него глаза. Он сидел расслабленно, вытянув вперед свою длинную ногу. Рубашка открывала мощную мускулистую грудь и твердый живот. Голова его лежала на спинке, а руки — на подлокотниках кресла. Темные густые волосы были в живописном беспорядке. Картина усталой праздности была испорчена крепко сжатым ртом и напряжением, которое исходило от него и витало в воздухе.
— Желание, — прошептала она.
— Вы, конечно, знали об этом.
Она знала. Но в то же время думала, что в нем, желании, очень мало личного. От Дельфии, да и от Мюзетты она часто слышала, что мужчины имеют слабость желать любую, сколько-нибудь хорошенькую женщину. А здесь, видимо, что-то другое. Она облизала пересохшие губы.
— Вы бы сейчас так не говорили, надеюсь, если бы я раньше по недомыслию не упомянула это слово.
— Оно, до некоторой степени, дало мне мужество говорить. Тогда позвольте мне собрать его остатки и спросить: есть ли у вас возражения насчет того, чтобы отплатить вашему мужу за то, что он с нами сделал?
— Вы имеете в виду… — начала она и не смогла сложить в слова то, о чем догадалась.
— Я предлагаю, — мягко продолжал он, — поменяться ролями и позволить себе радость любви и измены. И отказаться от роли заложников под чутким присмотром вашего мужа.
— Почему я должна хотеть этого?
— Каслрай вовсе не жаждал вверять вас мне, это бы, думаю, оскорбляло его чувство собственника. Скажите мне правду, неужели это не даст вам чувство удовлетворения?
— Я поклялась…
— Вы поклялись не быть в роли кобылы. Я не думаю, что вы давали обет оставаться невинной всю жизнь только потому, что ваш муж неспособен изменить это состояние. А то, что вы выберете для себя, исходя из собственных желаний, совсем другое дело.
— Удобный аргумент, не лравда ли? — спросила она, глядя на огонь в камине.
— Вы, конечно, думаете, что я убеждаю вас только ради себя? Может, вы и правы. Мне хотелось бы верить, что я исхожу из того, что вы лишены радостей супружеской постели, и из необходимости поставить на место вашего мужа. А правда такова, что я медленно схожу с ума от желания прикоснуться к вам. И неужели это не может стать сладкой местью?
Кэтрин чувствовала, как гулко бьется в тишине ее сердце. Там, в душе, она неожиданно согласилась, и вдруг неистово захотела освободиться от своей двусмысленной девственности, в то же время отплатить Жилю за унижение, которому она подверглась за эти несколько дней. Но как она могла выразить свои мысли словами и одновременно оставаться леди?
Он ждал ее ответа. Тщательно подбирая слова, она произнесла:
— В любом случае, я думаю, невозможно сказать с уверенностью: будет ребенок или нет?
Он покачал головой.
— Если я скажу вам, как и что нужно делать, можно ли мне надеяться на перемену в наших отношениях?
— Я… можно, — очень тихо решилась она произнести эти слова.
Рован посмотрел на нее и кивнул, — В Аравии и даже еще дальше — в Персии и Индии — существует свод законов о любви, называемый тантризмом или исмаком. Некоторые относятся к нему, как к религии, поклоняясь принципам женского и мужского начал. В античных храмах и на могилах сохранились цветные рисунки, на которых мужчины и женщины занимаются любовными играми. А другие называют это методом пролонгированной любви. Основным аспектом метода является правило самоконтроля, обязательного для мужчины. Партнер не допускает выброса спермы. Вы понимаете, о чем я говорю?
Кэтрин не смотрела на него, залившись краской, но, тем не менее, она была достаточно знакома с поведением лошадей и некоторой стороной жизни слуг, чтобы понять его объяснение. Поэтому она и сказала:
— Да. Думаю, что да.
— Арабские женщины презирают тех мужчин, у которых отсутствует это умение. То же мне говорили бедуины в Аравийской пустыне. Те, кто не умеет должным образом обращаться с женщиной, не только лишает ее удовольствия, но и подвергает опасности ее жизнь, заставляя часто рожать детей, а ведь они ведут кочевой образ жизни. Если он хочет, чтобы его уважали, он обязан научиться не допускать собственного быстрого удовлетворения, гарантировать женщине безопасность и продлить обоюдный экстаз. Более того, ислам разрешает мужчине иметь четырех жен и даже любовниц, считая необходимым для него сохранять свои жизненные соки, которые отождествляются с мужской силой. И все это для того, чтобы удовлетворить всех жен. Могу сказать, что эта концепция заинтриговывает и что меня обучили этому.
