Барбара Картленд - Затерянная в Париже
Он медленно подошел к ней и, когда она подняла к нему свое озабоченное личико, сказал:
— На сегодня вам хватит волнений. Идите спать, а завтра я решу все наши проблемы простейшим способом, потому что мы поженимся.
Она покачала головой, и он сказал улыбаясь:
— Моя жена должна мне подчиняться. Сказав это, он протянул руки и, подняв ее с кровати, крепко прижал к себе.
— Я… пытаюсь подумать… что для вас хорошо… — прошептала Уна.
Он еще крепче прижал ее к себе и сказал:
— Для вас хорошо бы было поцеловать меня… Она собралась что-то ему ответить, но он закрыл ее губы своими.
Она была возбуждена так же, как и он, и им было трудно думать о чем-либо, кроме друг друга.
Только после того, как они, опять покинув грешную землю, испытали невероятный восторг, герцог опомнился и сказал:
— Дорогая, вы должны идти спать. Я отведу вас обратно в комнату.
Она, похоже, только сейчас вспомнила, что привело ее к нему в комнату, и вздрогнула, а герцог поспешно сказал:
— Никто вас там не напугает, а двери мы оставим открытыми, и я смогу услышать, если вы закричите.
Он улыбнулся, чтобы его слова не прозвучали упреком:
— Вы не должны забывать запирать за собой двери.
— Я… никогда об этом не думала, — просто ответила Уна. — В школе нам никогда не позволялось запирать двери.
Слушая ее, герцог удивлялся — как он мог сомневаться в ее невинности и чистоте? Ей и в голову не пришло, подумал он, что ей следует стесняться — ведь она прибежала к нему в комнату как была, в одной ночной рубашке.
Целуя ее волосы, герцог подумал, что он — счастливейший человек на земле, потому что он нашел то, что ищет каждый мужчина, но мало кто находит.
— Я отнесу вас, — негромко сказал он ей. Он наклонился и взял Уну на руки.
— У вас было много переживаний сегодня вечером, — сказал он. — Я хочу отнести вас в постель, мое сокровище, и хочу, чтобы вы уснули, думая только обо мне.
— Я и не… смогу… думать ни о чем другом, — ответила она.
— Завтрашнюю ночь мы проведем вместе, — тихо сказал герцог, — я расскажу вам о своей любви, а вы мне — о своей.
Герцог нес Уну на руках через пустую комнату в ее спальню. Он ощущал мягкость ее тела, а благоухание ее волос наполнило его сердце новыми, не испытанными ранее ощущениями.
Герцог уложил ее на подушки и укрыл одеялом. Потом он сел на край постели и сказал ей:
— Я люблю вас! И хочу, чтобы вы знали, моя милая, что, хоть мы и не поедем в Ирландию, я буду счастлив жить с вами в Англии, Франции или в любом другом месте, которое вы выберете.
Уна обвила руками его шею:
— Вы такой удивительный, такой замечательный, — сказала она. — Это действительно потеря для общества — если вы весь будете принадлежать только мне одной. Но… пожалуйста… обещайте мне… одну вещь…
— Какую? — спросил герцог.
— Что вы позволите мне… помогать… ну хоть немножко… во всем, что вы делаете. Я не буду вам мешать… Я не буду высовываться… Но я так хочу стать… частью вашей жизни…
Герцог крепко обнял ее.
— Вы всегда будете частью моей жизни, — частью, которая очень важна, частью, которая является и частью меня, потому что, любовь моя, мы будем не двумя людьми, а одним.
Его губы нашли ее губы, и, будучи глубоко тронутым ее словами, он поцеловал Уну с благоговением.
И снова герцог увлек ее прочь, в мир, наполненный почти ослепляющим сиянием счастья.
Это была любовь, любовь, наполнившая все ее тело и ее душу. Любовь, которая, как думала Уна, должна была ее оставить.
Ее руки притянули его ближе к себе, и, сливаясь в поцелуе, полном экстаза, дарованного им Богом, Уна подумала, что никогда больше не будет одинока в Париже, да и в любом другом месте.
Герцог проснулся и понял, что он никогда еще не был так счастлив.
Он понимал — все изменилось просто потому, что Уна вошла в его жизнь. Ему казалось, что она находится на недостижимой высоте, подобно идеалу, который не может существовать в реальной жизни.
Победы над женщинами, которых он знал и на которые ушло так много времени, сейчас казались ему пустым занятием, на которое он растрачивал себя, свою душу. И, подумал герцог, это еще не главное.
С ними он предавал свои собственные идеалы, свою жизнь.
Уна пробудило в нем нечто, оказавшееся неотъемлемой частью его внутреннего мира, и теперь он не понимал, как он мог жить без нее раньше.
Он поднялся с постели и пройдя через комнату, встал у двери, соединявшей их комнату. Он удержался от порыва пройти к ней и разбудить ее поцелуем. Герцог сказал себе, что после вчерашних драматических переживаний она нуждается в отдыхе и он должен думать о ней, а не о себе.
Он осторожно прикрыл дверь и позвонил, вызывая лакея.
Деревья в саду были освещены солнцем, и герцог, глядя в окно, подумал, что жениться лучше всего именно в такой день, который окутает Уну золотистым сиянием.
Он уже почти оделся, когда раздался стук в дверь и лакей, открыв ее, впустил мистера Бомона.
Герцог, причесывавший волосы двумя щетками слоновой кости, с удивлением посмотрел на него.
— Вы сегодня рано, Бомон! — заметил он. — Но, честно говоря, я как раз хотел послать за вами.
— Приехал Дюбушерон, — ответил мистер Бомон, — и вот что он вам привез.
Бомон пересек комнату и протянул герцогу номер газеты «Ле Жур».
Статья внизу страницы была жирно обведена. Герцог взял газету и сказал:
— Я полагаю, Дюбушерон хочет денег. Заплатите ему тысячу фунтов. Он заслужил их!
— Тысячу фунтов? — воскликнул мистер Бомон. — Нет, это слишком много!
Герцог не отвечал, и управляющий понял, что он не расположен обсуждать этот вопрос. Он уже читал заметку в газете. Заголовок гласил: «Разыскивается наследник». И далее:
«Мистер Колдер и мистер Стивене, старшие партнеры известной лондонской адвокатской конторы „Колдер, Стивене и Калтроп“, вчера приехали в Парии-;, чтобы посетить Монмартр. Они однако, интересуются отнюдь не картинами наших молодых художников, привлекших внимание всего мира искусства. Адвокаты разыскивают некоего весьма определенного художника, который, по их мнению, должен иметь студию на Монмартре.
В прошлом месяце стало известно, что скоропостижно, в возрасте пятидесяти трех лет, скончался лорд Дорсет. Он не был женат, и адвокаты, управляющие его состоянием, сейчас разыскивают его младшего брата, мистера Джулиуса Торнтона, который должен унаследовать не только титул, но и значительное состояние.
Девятнадцать лет назад брат лорда Дорсета покинул Англию, подав в отставку из полка гренадерской гвардии. С ним бежала и дочь сэра Роберта Марлоу. Это событие наделало много шуму, и отец, предыдущий лорд Дорсет, прервал все связи со своим младшим сыном, так же, как и сэр Роберт Марлоу со своей дочерью.
