Кэтрин Коултер - Магия страсти
На протяжении всего пути он старался держаться подальше и только три секунды назад все же дал себе волю. Потому что больше не мог вынести. Ее рот… он смотрел на этот рот, когда она говорила о красном лазисе и огненных копьях, смотрел, почти не слыша слов. Потому что думал о том, как сжать ее прелестные грудки и целовать, зарывшись лицом в ее теплую плоть…
И эти мысли его доконали. Да, он хотел подождать, пока они не окажутся в просторных хозяйских покоях. Собирался взять ее не позже чем через шесть минут после того, как перенесет через порог… Ах да, нужно время на то, чтобы поздороваться со слугами, Питером Причардом и дворецким Блоком… Значит, не шесть минут, а восемь. Но тут она провела языком по губам, и куда подевалась его выдержка?
Прервав рассуждения жены о тайберах и красных лазисах, он стал целовать ее страстно и безудержно, чем насмерть перепугал. Ну, разумеется, ее еще никто так не целовал. Значит, он первый?
Николас самодовольно ухмыльнулся. Что она сказала? Ах да, спросила об Уайверли-Чейз. Он сфокусировал взгляд на доме и громко откашлялся. — Да, это наше поместье, построенное в шестнадцатом веке на деньги дочери герцога, спасшей от нищеты очередного Вейла. Что ты думаешь о своем новом доме?
В этот момент он сообразил, что новобрачная, вероятно, ожидала не этого. В Уайверли-Чейз нет ничего традиционного. На древний замок он не похож — ни рва, ни подъемного моста. И вообще он достаточно причудливый, чтобы…
Но что думает она?
Николас затаил дыхание.
Розалинда выпрямилась, поправила очаровательную зеленую шляпку с кремовыми перьями, загибающимися у самой щеки, и припала к окну. Пока экипаж катился наверх, по длинной подъездной аллее, обсаженной соснами и кленами, она молчала. Николас ждал, надеясь, что она не посмеется над ним и этим домом.
— Это волшебство, — прошептала она восхищенно. — Волшебство. Говоришь, его построила наследница герцога Уайверли? Она была волшебницей, Николас. Но ты ведь знал это?
Он смотрел на посветлевший от времени камень, из которого сложен дом, поднимавшийся все выше и выше, к самым облакам. Луч предзакатного солнца ударил в восточную башню, отчего мельчайшие вкрапления кварца засверкали дождевыми каплями.
Четыре круглые башни возвышались над зданием. Нет, не просто зданием. Это был Уайверли-Чейз, его дом. Волшебство? Чушь, просто чушь… и все же он чувствовал, ощущал всей душой: происходящее сейчас, в эту минуту, очень-очень важно.
— Волшебство, — медленно повторил он. — Нет, я не так выразился. Его построил новоиспеченный граф. До того как королева Бесс ударила его по плечу церемониальной шпагой, он был капитаном флагманского корабля «Белиссима» сэра Уолтера Рейли, сражавшегося в битве с испанцами в 1578 году. Он спас «Фалькон», корабль Рейли, от вражеского залпа, направленного прямо в борт. Поскольку Рейли выиграл битву и был в милости у королевы, та наградила его увесистым кошелем с золотыми монетами и по просьбе Рейли даровала моему предку графский титул и землю.
— Откуда взялся этот титул?
Род Маунтджоев прервался за год до описываемых событий, что вызвало недовольство королевы. Хотя именно по ее указу обезглавили последнего графа.
Но новый граф не стал вести оседлую жизнь. До того как присоединиться к сэру Рейли, он вел очень успешную торговлю, и поэтому снова ушел в море. Но три месяца спустя его корабль затонул в Средиземном море. Кроме него, никто не выжил. Он никогда не вдавался в подробности случившегося, только писал, что одновременно был проклят и получил благословение. Дед говорил, что первый граф вел дневник, в котором писал, что представил себе этот дом, от крыши до фундамента и последней каменной башни, а его жена, дочь герцога и богатая наследница, с радостью отдала все свое приданое на постройку Уайверли-Чейз.
— Думаю, за свои деньги она получила также прекрасного мужа.
— Они прожили долгую совместную жизнь, а это о чем-то говорит. Его звали Джаред Вейл. Судя по портрету, висящему в картинной галерее восточного крыла, он был красавцем: темные сверкающие глаза, лицо, покрасневшее от ветров и солнца, и лукавая улыбка. К счастью, все мужчины рода Вейлов были прекрасными финансистами и поэтому процветали на протяжении многих лет. Знаешь, что написал капитан Джаред о том ужасном дне 1618 года, когда Рейли обезглавили на эшафоте? Он утверждал, что за секунду до того, как опустился топор, Рейли прогремел: «Горькое лекарство, зато помогает от всех болезней!»
— Хорошо, согласна, наследница Уайверли не была волшебницей, зато настоящим чародеем был Джаред Вейл, и ты это знаешь. Иначе он не смог бы представить этот великолепный дом, в углах которого кроются поразительные тайны, а за стенами царит древняя магия. Ты знаешь, это еще и потому, что в твоих жилах течет кровь деда, а в памяти хранятся его наставления. А в его жилах текла кровь отца, и так далее, до самого первого графа, Джареда Вейла. Я хочу увидеть библиотеку твоего деда. Хочу взять в руки его копию «Правил Пейла».
— Обязательно увидишь.
Он уставился на эти соблазнительные губы и поскорее усадил жену себе на колени.
— Позволь поцеловать тебя и не пытайся упорхнуть. На какой-то момент она забыла о загадочном доме и ответила мужу чувственной улыбкой:
— Видишь ли, Николас, я еще никогда не касалась языка мужчины своим. Меня, разумеется, и раньше целовали, но не так, совсем не так. Первым был Грейсон.
— Грейсон? — Накал в его голосе опасно повысился: — Грейсон?!!
Розалинда ткнула его в плечо:
— Да, но, откровенно говоря, я сама его подначила. Заявила, будто Реймонд Сайке лучше всех в Лоуэр-Слотер умеет целоваться, и я готова прозакладывать шиллинг, что Грейсон ему в подметки не годится.
Она рассмеялась.
— Бедняга Грейсон не знал, что делать. Мне было четырнадцать, а он к тому времени уже закончил Оксфорд и рвался отведать всех прелестей столичной жизни. Помню, как плотно я сжала губы, когда он вынудил себя нагнуться и чмокнуть меня.
Она вдруг вспомнила возмущенную физиономию Грейсона и хихикнула: прелестный звук, которого Николас доселе от нее не слышал. Кто бы подумал, что Розалинда способна хихикать, как всякая молодая женщина?
— Несчастный Грейсон, — продолжала она, — так и скривился от омерзения. Очевидно, его донимали угрызения совести, поэтому я соврала, что минут пять назад поцеловала лягушку. Он немедленно сбежал в Лондон, и потом я полгода его не видела. Знаешь, что меня убедили поцеловать еще трех лягушек?
— И ни одна не превратилась в принца?
— Даже в герцога. Но потом я ужасно боялась, что заполучу бородавки. Правда, все обошлось.
