Стефани Слоун - Дьявол в маске
Уилл прижал палец к ее губам.
— Вы уже ужинали, Люсинда?
Она покачала головой:
— Нет еще.
— А спали в удобной кровати, после того как покинули Лондон?
Она только фыркнула в ответ.
Уилл убрал палец и нежно поцеловал ее в губы.
— Четыре часа сна. Это все, о чем я вас прошу.
— Но если ей станет хуже…
Герцог распахнул калитку.
— Выходите. Я сразу пошлю за вами, если с ней что-нибудь случится.
Люсинда хотела возразить, но Уилл взял ее за плечи и подтолкнул к выходу.
— Идите же.
— Даете слово? — спросила Люсинда.
Уилл тут же кивнул:
— Да, конечно. Если кобыле станет хуже и нужно будет что-нибудь решать, я немедленно пошлю за вами.
Он снова подтолкнул ее к выходу. Потом закрыл за ней калитку.
Она взглянула на кобылу.
— Что вы имели в виду, когда сказали… «что-нибудь решать»?
— Если состояние Уинни ухудшится и ничего нельзя будет сделать для нее, — ответил Уилл.
Люсинда со вздохом кивнула:
— Да, понимаю…
— Значит, договорились. А теперь идите. Уинни от вас не будет толку, пока вы не позаботитесь о себе самой.
Люсинда не могла ничего возразить против его логики. И не могла ничего поделать с усталостью, овладевшей ею.
Она еще раз ласково похлопала Уинни по шее и ушла.
* * *Уилл захлопнул за собой дверь своей комнаты и сбросил сюртук, под которым была белая рубашка, вся пропитанная кровью.
После ухода Люсинды Уинни некоторое время оставалась спокойной, и это давало надежду на то, что она поправится. А потом она, пошатываясь, подошла к перегородке своего стойла и рухнула на нее без сил.
Уилл позвал Перкинса, но за те немногие минуты, которые потребовались ему, чтобы пробежать по проходу конюшни к стойлу Уинни, кобыла издохла.
Теперь оставалось только спасать жеребенка.
Перкинс исчез в кладовой и вернулся с необходимыми инструментами. Через некоторое время Уиллу удалось вытащить маленького гнедого жеребенка живым и невредимым. Перкинс оставил на короткое время Уилла с жеребенком, потом вернулся с кобылой, от которой недавно отлучили ее малыша. Новорожденный с любопытством обнюхал кобылу, а она — его. И оба они затихли. А потом жеребенок нашел сосок и принялся сосать.
Все бы хорошо, но Люсинда будет страдать, узнав, какой ценой этот жеребенок появился на свет, — об этом Уилл не мог не думать.
Осторожный стук в дверь прервал его мысли. Он подошел к двери и приоткрыл ее.
— Она в библиотеке, ваша светлость. — Один из его агентов стоял у двери, свет свечи, которую он держал в руке, освещал его лицо.
Уилл молча кивнул и вернулся в комнату. Затем быстро надел рубашку, в которой был накануне, и вышел из спальни.
Агент, ждавший в коридоре, протянул ему свечу, и они молча спустились в холл.
По пути в библиотеку они никого не встретили, в этот поздний час все слуги уже спали.
«Но Люсинда не спит», — с ужасом думал Уилл, шагая по длинной галерее, где со стен, из позолоченных рам, на него смотрели лица давно почивших предков Люсинды.
Пройдя мимо массивной каменной скульптуры коня, они остановились перед закрытой дверью. Уилл передал свечу агенту и, открыв дверь, вошел в библиотеку. В огромной комнате было совсем темно, а между высокими книжными шкафами виднелись узкие покрытые коврами проходы, ведущие к группе кресел, расположенных перед камином в дальнем конце библиотеки.
Внезапно его внимание привлек какой-то звук. Тихий шум послышался снова, и Уилл пошел на него, направляясь к противоположному углу. Он миновал последний книжный шкаф и увидел слабый свет, поблескивающий на кожаных переплетах. Приблизившись, Уилл посмотрел направо, и ему сразу стало ясно, где находился источник шума. Тут снова послышался шорох — Люсинда перевернула страницу огромной книги, лежащей у нее на коленях.
Герцог вышел на свет и откашлялся.
Люсинда посмотрела на него с удивлением.
— Уилл?..
— Извините, что помешал. — На сердце у него было очень тяжело, ведь ему предстояло сообщить ей ужасные новости.
— Что-то с Уинни? — с волнением спросила Люсинда, сдвигаясь на самый край кожаного кресла. — Уверена, вы разочарованы тем, что я уже проснулась. Но зато, как мне кажется, я нашла, в чем причина недомогания Уинни. — Она кивнула на большую книгу в кожаном переплете. — Это имеет отношение к положению плода в ее животе и…
— Люсинда… — перебил Уилл, подходя к ней и опускаясь на колени. Он взял ее за руки. — Люсинда… — У него перехватило горло. — Она умерла мгновенно. Мне хотелось, чтобы вы были рядом, но я не смог бросить ее одну.
Глаза девушки наполнились слезами, и она крикнула:
— Нет, пожалуйста, скажите, что это неправда! Только не Уинни! — Она встала с кресла, ее пеньюар распахнулся, и стала видна почти прозрачная белая ночная рубашка.
Он не мог видеть ее в таком состоянии, терзаемую болью.
— Боже мой, Люсинда, вы представить себе не можете… Поверьте, я бы все отдал за то, чтобы это было ложью. Но, увы, это правда.
— Нет, только не Уинни, — прошептала Люсинда. Подавленная горем, она закрыла глаза и тяжело вздохнула.
— Люсинда, я…
Она тихо всхлипнула.
— Не надо, Люсинда.
— Назови меня снова по имени, — попросила она, открывая глаза.
— Люсинда. — Уилл обнял ее, согревая теплом своего тела. Наклонившись, он поцеловал в макушку. Ее шелковистые волосы пахли весной.
Когда же он прошептал в ухо ласковые слова, пытаясь ее успокоить, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. В ее же глазах были боль, скорбь… и что-то еще, чему Уилл не мог найти объяснения.
И тут она вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
Немного помедлив, Уилл прервал поцелуй и посмотрел ей в глаза.
— Ты не хочешь этого, — сказал он, тяжело дыша.
— Ошибаешься. — Она прижалась щекой к его щеке. — Я хочу этого. Но, что еще важнее, мне нужен ты.
Она обхватила его руками и крепко прижалась к нему всем телом. Тут Уилл, не удержавшись, поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй со всей страстью — ответила с таким жаром, что Уилл окончательно потерял голову.
Прервав поцелуй, он стащил с себя рубаху и отшвырнул ее за спину, на пол. Причем сейчас он уже почти не чувствовал боли от раны.
Люсинда взяла его руку и поднесла ее к банту на своей шее. Уилл потянул за ленту, та развязалась, и пеньюар распахнулся, обнажив нежную кожу. Он обеими руками схватил подол ее пеньюара и ночной сорочки. Глядя ему прямо в глаза, Люсинда подняла руки, и он стащил с нее и пеньюар и рубашку. Потом окинул взглядом стоявшую перед ним обнаженную девушку — ее бедра и плоский живот, на котором виднелся крохотный пупок, вызывающе женственный. А ее груди… Высокие, с темно-розовыми сосками, они словно молили о том, чтобы их ласкали.
