Черил Холт - Цвет страсти – алый
У него едва не слетело с языка, что он позаботится о них, но он проглотил это неразумное обещание, которое не в силах был бы сдержать.
– С вами не случится ничего плохого.
– Когда ты устанешь от меня, ты заставишь брата избавиться от нас?
– Мэри! – возмущенно воскликнул он. – Я никогда не смог бы поступить так подло с тобой.
– Почему я должна тебе верить?
– Ты должна доверять мне.
Просьба, чтобы она доверяла ему, была оскорбительной и нелепой. Что он сделал в жизни, чтобы заслужить более высокое доверие? Он использовал ее и оскорблял самым неподобающим образом, и сейчас, когда она буквально молила защитить ее, он проявил бесхребетность, не предложив ей помощь и поддержку.
– Я должна знать твои намерения, если я забеременею. – Она вела себя как одичавшая птица, готовая к тому, что ее убьют. – Как ты поступишь в этом случае?
– Я женюсь на тебе, – быстро, не задумываясь, выпалил Алекс.
– Поклянись мне.
– Клянусь.
– Ненавижу, когда ты лжешь мне, – устало заметила Мэри.
– Я не лгу.
Она подняла руку, прекращая тем самым дальнейшие его заверения, и Алекс замолчал. Она тоже молчала, невидящими глазами уставившись в камин.
– Иногда я так боюсь, – наконец пробормотала она.
Это замечание подействовало на него самым необычным образом. Его дремлющая совесть неожиданно проснулась, напомнив ему, что когда-то он не был лишен сострадания.
Куда делся тот человек? Почему так трудно было вернуть его обратно?
– Чего ты боишься?..
– Я боюсь, что нас вышвырнут на улицу без гроша в кармане. – Она обвела рукой комнату. – Ты всегда жил в этом огромном доме, и твой брат опекал тебя, семейные сундуки обеспечивали твое существование, так что ты не понимаешь, что значит бороться за жизнь. Ты не можешь представить, как все это пугает меня.
– Нет, могу. – Это была очередная ложь с его стороны. Он был так эгоистичен, так сосредоточен на собственных удовольствиях, что не размышлял над тем, что за судьба ее ожидает, когда их отношения прекратятся. Он жил словно в хрустальном замке, где все было нереальным: его связь с ней, его шаткое положение, то, что у нее была дочь, которая нуждалась в отце. За все это время он не сказал девочке ни слова и даже не знал ее имени.
Он настоящий осел. Патентованный, нераскаявшийся осел. Почему Мэри связалась с ним?
– Извини, если я побеспокоила тебя своими вопросами, но я имею право задать их.
Она говорила так, словно не представляла для него никакой ценности, словно он считал ее всего-навсего потаскушкой, и Алекс должен был признаться, что не сделал ничего, чтобы создать у нее другое впечатление о себе. Вдруг ему страстно захотелось задать и ей несколько вопросов. Если она могла добираться до его сути, почему бы и ему не разузнать кое-что о ней.
– Ты интересовалась тем, забочусь ли я о тебе, но давай поменяемся местами. Ты заботишься обо мне?
– Да, – ответила молодая женщина без малейшего колебания.
– И что это означает?
– Что я люблю тебя. – Алекс побледнел.
– Но это невозможно.
– Почему?
– Ты не можешь испытывать этого ко мне. Особенно после того, как я вел себя с тобой. Ты обманываешься в своих чувствах.
– Ничего подобного. Я знаю, что в глубине тебя живет другой, лучший человек. Надеюсь, со временем ты освободишь его.
Алекс поднял глаза к потолку, и неожиданно они наполнились идиотскими слезами, и он был рад, что она не видела их. Ему было невыносимо, что она возвела его на такой абсурдный пьедестал.
Если он принесет торжественную клятву, он, безусловно, подведет ее, и когда молодая женщина осознает, что за грубым фасадом не скрывается благородный рыцарь, она будет сломлена.
Мысль, что он мог причинить ей боль, разбить ее сердце, угнетала его. Молодая женщина стучалась в дверь, скрывающую его эмоции, дверь, которую он держал на засове. Проводя с Мэри время, он погружался в забытье, притворяясь, что мир за дверями ее спальни не существовал. Были только он и она и те вольные вещи, которые они творили друг с другом. Из-за его всепоглощающей, безумной потребности в ней такие понятия, как целостность и честь, переставали значить что-то. Но так ли все было на самом деле?
Секс, которым он занимался с Мэри, составлял всю его вселенную. И больше всего он желал, чтобы это продолжалось и впредь. Он ощущал себя шутом на ярмарке, который жонглирует шарами и не может ни одного уронить, иначе вся его жизнь разобьется на кусочки.
– Иди сюда. – Он протянул руку, но она не взяла ее.
– Нет. Я больше не хочу этого от тебя. Мне вообще не стоило начинать наши отношения. Это было глупо с моей стороны с самого начала.
– Ты не права, Мэри. Это было великолепно. Каждая секунда была так хороша, гораздо лучше, чем я заслуживал.
– Я уверена, что это было великолепно для тебя, но для меня все было гораздо менее интересно.
Ему страстно хотелось сохранить свои иллюзии, он слез с матраца и подошел к молодой женщине.
– Я люблю тебя, Мэри. – Признание вырвалось у него прежде, чем он решил произнести его. Он готов был признаться в любом самом безумном чувстве, лишь бы она с охотой снизошла к его плотским желаниям. – Я действительно люблю тебя. Дай мне показать всю силу моей любви.
Алекс поцеловал ее, едва коснувшись губ, потому что не знал, как она отнесется к его объятиям. Мэри не оттолкнула его, и он углубил поцелуй. Проникнув языком в ее рот, он запустил пальцы в ее густые волосы.
Она надела платье, и ему было неприятно, что она спрятала от него свое тело. Он развязал пояс на платье и обнажил грудь, тут же начав ласкать ее. Большими пальцами он сжимал соски, радуясь, что они затвердели.
Мэри могла кипеть и дергаться, ссориться и волноваться, но она была так же захвачена их плотскими шалостями, как и он. Она не могла отказаться от удовольствия, которое они разделяли вдвоем.
Он приник к соску, теребя и покусывая его, пока ее бедра не ответили на его страстный зов.
Он обхватил ее бедра и развел их так, что Мэри оказалась поверх его чресел – влажная и расслабленная – и он легко проник в нее.
Именно этого он и хотел, только это одно и значило для него что-то в жизни. Их спокойная, умиротворяющая способность соединиться, оказаться связанными без слов была ни с чем не сравнимым сокровищем.
Алекс проложил руку между ними, гладя свою партнершу, доводя ее до крайней точки блаженства, затем последовал за ней, как всегда опрометчиво оставив в ней свое семя и удивляясь собственному безрассудству.
Почему он продолжает идти по этой опасной тропе? Мельком он подумал: не надеялся ли он на то, что она не сможет забеременеть? Как иначе оправдать его действия?
