Роберта Джеллис - Рыцарская честь
Херефорд прикусил язык: он забыл, что это еще оставалось больным местом и для Элизабет.
— В остальном все спокойно? — переменил он тему разговора.
— Развяжи эту штанину, Роджер, дай посмотреть, что У тебя с ногой. В замке все спокойно. Но целое утро я успокаивала Анну, а когда вышла, разговоры были самыми обычными. Увижу Ли, спрошу у нее.
Говоря это, она помогала ему раздеться и, подтолкнув его к стулу, начала снимать повязку.
— Осторожно, больно!
— Ничего не поделаешь, терпи, — отвечала Элизабет без всякого сочувствия. — Если бы сразу вернулся домой, одежда бы не присохла к ране. — Она внимательно ее рассмотрела. — Ужасная дыра, — сказала она смягчившись. — Может быть, лучше зашить рану? Давай я отмочу повязку, чтобы она отошла легко.
— Не надо, только сразу.
Сорвав повязку, Элизабет лучше могла оценить состояние травмы и решила, что накладывать шов не нужно. Ссадина была длинная, рваная, но не глубокая, и, по ее мнению, должна хорошо заживать под повязкой. Херефорд не стал прятать вздоха облегчения; когда надо, он был настоящий стоик, но вовсе не считал нужным казаться героем всегда и везде.
— Можешь сказать, какое бедствие ожидает нас сегодня вечером? — говорила Элизабет, аккуратно забинтовывая ему ногу. — Хочу знать, можно ли мне надеть светлое блюо.
— Ничего сказать не могу, — прошептал Херефорд, — мне что-то очень неважно.
Его голос был в самом деле таким жалким, что Элизабет вскочила и в тревоге склонилась было над ним, но вовремя заметила следящий за ней хитро прищуренный глаз. Притворившись, что не замечает этого, Элизабет приблизилась и со всей силой двинула его в ухо. Отскочив на безопасное расстояние, крикнула:
— Слабость — от недостатка крови в голове. Вот лучшее лекарство!
— Изверг! Откуда ты взялась такая! В тебе нет ни капли сочувствия. Я тут истекаю кровью, умираю…
— Только не здесь, — жестко отвечала Элизабет. — Истекать кровью и умирать отправляйся на двор или в зал. Здесь ты перепачкаешь все ковры. Эти дурные привычки у меня не пройдут!
Херефорд от души расхохотался. На миг ее опередив, несмотря на поврежденную ногу, он настиг ее и обхватил в страстном бесстыдстве полного хозяина.
— Отпусти, Роджер. Мы и так засиделись за разговором. Отпусти! Ты обидишь гостей, хочешь, чтобы они рассердились и уехали?
— Да. Я хочу, чтобы в замке, кроме нас двоих, не было ни одной живой души. — Говорил он с большим чувством, никаких следов веселья на лице у него не осталось. — Мне хочется всю тебя съесть вместе с башмаками, Элизабет. — Она конвульсивно дернулась, в глазах Херефорда отразилась боль, когда он разжал свои руки. — Когда-нибудь, когда ты будешь только моей… Только ты одна, чтобы не было никого и ничего… Может быть, тогда я смогу тебя понять совсем.
Глава седьмая
Элизабет проснулась, крича от боли: кто-то ее сильно ударил. Задыхаясь от страха, она вскочила, закрылась руками от нового удара и увидела, что она лежит в постели, а ударил ее собственный муж. Он замахивался снова, она в ужасе отшатнулась, решив, что тот сошел с ума, и тут поняла, что он спит и ведет борьбу во сне.
— Роджер! Проснись, Роджер! — трясла она его за плечи, но испугалась по-настоящему, когда его рука потянулась к обнаженному мечу, стоявшему в изголовье.
— Ты что, Элизабет! — Меч был в его руке, он сел и положил его на колени. — Тише, не кричи. Чего ты испугалась?
— Ты проснулся?
— Проснулся. Какой тут сон, когда тебе в ухо кричат! Тебе приснилось что-то нехорошее?
— Это тебе снилось нехорошее. Убери свой меч. Ты мне поставил синяк под глазом. Хорошенькое дело, мне еще надо объяснять, что мне приснилось! Это ты дрался с кем-то во сне.
— Прости, Лизи! Ушиб тебя?
— Нет, — отвечала она едко, — просто получила синяк и свернутую челюсть.
— Ничто на свете не может заставить меня ударить тебя, Элиза, ничто и никогда! — бормотал Херефорд, снова ложась и прижимая ее к себе.
— Да что тебе приснилось, что ты так разбушевался во сне?
Роджер знал множество способов успокоить женщину, но в постели ему на ум пришел только один.
— Не помню, — сказал он рассеянно и крепче обнял ее. За два месяца замужества Элизабет поняла, что просить Роджера не трогать ее — бесполезно. Всякий раз, как она просила об этом, он добивался компромисса, лаская ее до тех пор, пока в ней не пробуждалось желание, и сколь ни сладостно было ей потом, собственная слабохарактерность казалась ей унизительной. Но иногда его можно было отвлечь шуткой или вопросом.
— То ты колотишь меня до полусмерти, а теперь пытаешься задушить, — голос ее звучал сухо, но свободной рукой она гладила его по лицу и волосам. — Что это было, демоны или кто-то из реальных людей?
— Довольно-таки реальные. Но давай поговорим о чем-нибудь другом, — обрезал он, и Элизабет была готова заплакать от досады.
Вообще говоря, ее страхи перед супружеством не оправдались. Роджер охотно, а порой даже с удовольствием делился с ней своими планами, но все же иногда он что-то скрывал от нее, причем довольно значительное. Много раз Элизабет заставала мужа сильно озабоченным, с низко поникшей головой. К этому же относился и кошмар, повторявшийся чуть не каждую ночь. На ее расспросы он неизменно отвечал смехом, отговаривался пустяками или тем, что вникает в положение женатого человека, и ей было совершенно ясно, что он старательно уклоняется от разговора на эту тему.
— Вальтер тебя послушался, Роджер?
Неделю назад младший брат Роджера вдруг появился неизвестно откуда и пару дней пробыл с ними в Уоллингфорде. Он не присутствовал на свадьбе и не появился, как обещал матери, после Крещения. Вместе с ним в Уоллингфорд нагрянула плохо организованная банда безземельных рыцарей со своей солдатней. Никакой дисциплины в отряде не было, вели они себя по-хамски и скоро потеряли одного человека, который неосмотрительно позволил себе вольность с Элизабет. Ее испуганный возглас и его вскрик от боли, когда она ткнула его своим кинжалом в руку, привели к месту события Херефорда, который, не говоря ни слова и не моргнув глазом, мгновенно расправился с наглецом. Элизабет вспомнила о том, что последовало за этим. Прибежал Вальтер, чтобы заступиться за своего человека. Роджер уже знал от Элизабет, что ей ничего не сделалось, и молча стоял над телом убитого, спокойно вытирая руки и нож. Он не отвечал на вопросы разъяренного Вальтера и, казалось, не слышал его криков. Даже когда Вальтер повернул его лицом к себе, положив руку на плечо и подняв другую, чтобы ударить, Херефорд не произнес ни слова. С ножом в руке Роджер стоял не шевелясь, и у Элизабет, наблюдавшей сцену, перехватило дыхание. Херефорд смотрел прямо в глаза брату, и тот сразу стал пунцовым и опустил руку, продолжая выкрикивать, что не останется ни на минуту там, где из-за женщины оскорбляют и убивают рыцарей.
