Дэнис Аллен - Его сильные руки
Однако его ведь предупреждали запиской о том, что Джеффри Уиклифф или один из его осведомителей, который знал о сегодняшнем деле, вольно или невольно проболтался кому-то. Это и вызвало ненужное столкновение и кровопролитие. Люсьену впервые пришлось отстреливаться, чтобы избежать ареста. В душе у него клокотала ярость. Неужели пришел конец череде безупречно проведенных акций? В их подготовке принимало участие так мало людей, и они заслуживали бесконечного доверия, поэтому он не имел ни малейшего представления о том, кого же ему подозревать. Кто же информатор Уиклиффа?
Арман обернулся и помахал Люсьену рукой, когда они оказались на развилке. Их дороги расходились: Арман свернул направо и сбавил ход, чтобы старый фургон не развалился прежде, чем он вывезет беглецов из города на север по Речной дороге; Люсьен отправлялся на восток, к Бокажу.
На окраине его поместья, в кипарисовой чаще возле заболоченного озера находилась заброшенная хижина. О ее существовании никто, кроме Люсьена и Армана да еще нескольких избранных, не знал. Они договорились встретиться там на следующее утро и обсудить завершение побега.
Эта хижина была их излюбленным местом, где они часами разрабатывали стратегию каждой акции или просто отдыхали на крыльце, посасывая чубуки и слушая убаюкивающие трели сверчков, наблюдая за аллигаторами, которые притворялись дрейфующими бревнами, сверкая своими маленькими блестящими глазками из-под тины. Именно сюда Люсь-ен собирался привезти Энни, чтобы она могла оправиться после обморока.
Он придержал коня и пустил его сначала рысью, затем шагом, ласково касаясь подбородком непослушной пряди волос над бровью Энни. Он улыбнулся и прижал ее к себе крепче, переполняясь восхищением и страстью, которые как яркие, теплые солнечные лучики осветили темные, холодные уголки его циничной души. Она была бесшабашной, немного бестолковой и упрямой, но смелой духом. И с каких пор он стал так заботиться о ней?
Да, он о ней заботился. Может быть, даже любил. Эта возможность казалась ему захватывающей, но нежелательной. Он не хотел любить ее. Он не имел права никого любить до тех пор, пока продолжается его маскарад с Ренаром, который связан со смертельным риском. Разве Энни может вписаться в его безумный образ жизни? Да и может ли он втягивать ее в те отношения, которые будут угрожать ее безопасности? Она откинула голову ему на грудь. Он поцеловал ее в лоб, провел губами по волосам…
* * *И ощутил металлический привкус крови. Mon Dieu! Ее ранили!
Люсьен мог бы запаниковать, или расплакаться, или проклинать себя за беспечность и потерянное время. Но у него не было возможности выяснить, насколько серьезна рана Энни, до тех пор, пока он не осмотрит ее при свете, а это неосуществимо посреди чистого поля глубокой ночью. Так что эмоции следовало оставить на потом, а пока направить всю энергию на то, чтобы привезти Энни в хижину как можно скорее.
Он пришпорил изнуренного коня и пустил его галопом. Прижав Энни к груди, он поддерживал ее за подбородок, чтобы ее голова имела твердую опору, а не болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Люсьен был закален жизнью, связанной с опасностями и риском, но вдруг испытал приступ гнетущего, тошнотворного страха. Что, если он опоздал? Что, если навсегда потерял ее?
Они свернули с дороги, и Люсьен погнал коня еще быстрее по пересеченной местности. Обогнув подстриженные лужайки Бокажа, хижины рабов и плантации сахарного тростника, он направил коня в спасительную глубь кипарисовой чащи. Чем ближе они подъезжали к месту, тем более дикими становились окрестности. Учитывая это, наверное, ему следовало попридержать коня, но Люсьен доверял своему другу, который прекрасно находил в темноте узкую тропу, хорошо ему знакомую.
Ураган обходил опасные кочки и вылезшие наружу сплетения корней деревьев, случайные валуны, заросли кустарника, то есть все препятствия, которые возникали в самых неожиданных местах. Земля постепенно становилась мягче, и Люсьен понял, что они добрались до самой чащи. Теперь придется ехать медленнее, а время работает против них.
Люсьен молился. Он молился всем святым, которых знал по именам, и тем, которых не знал, со всей страстностью своей грешной души. В мыслях он стоял, преклонив колена, в храме под небесным сводом, и каждая звездочка на нем была свечой, зажженной им во имя ее спасения. Во имя нежной, нежной Энни.
Глава 11
Они уже оказались в самой глубине леса и продвигались медленно. Люсьен осторожно лавировал между стволами высоких кипарисов. Свет луны тонкими пальцами лучей с трудом проникал сквозь густое переплетение ветвей, поросших мхом. Непосредственная близость болотистой топи в гуще леса многим внушала панический страх, но Люсьену нравилась чащоба – и сегодня больше чем когда-либо – как способ укрыться от вторжения недружелюбной цивилизации. Вокруг, в темноте, мелькали светлячки.
Деревья постепенно расступились, и впереди появилась хижина, бревенчатые стены которой казались в лунном свете серебристо-серыми. Это была всего лишь рыбачья лачуга, стоявшая высоко на глинистом берегу озера. Широкие доски, подвешенные на заплесневевших канатах, служили переходом через размытую глину от столба к покоробленной от влаги двери. Но внутри этой непрезентабельной постройки находились шкафы с запасом провизии, медикаментов, бинтов, а также множество всякой всячины, которая делала старую хижину бесценным пристанищем для Люсьена и немногих избранных. Энни была не первой беженкой из большого мира, которую он сюда привозил, но никогда прежде он не чувствовал себя настолько поглощенным этой миссией.
Он слез с коня, осторожно стащил Энни, поддерживая и прижимая к себе ее ослабевшее тело. Она казалась такой невесомой и нематериальной, что Люсьена снова охватил страх. Он понес ее в хижину, рассеянно подумав о том, что как только он убедится, что жизнь Энни вне опасности, надо напоить изнуренного коня и позаботиться о нем. Он не уставал молить Бога о том, чтобы в его силах было спасти Энни.
Люсьен поднял на двери щеколду. Хижина никогда не запиралась на замок, и он боком внес свой бесценный груз. Он хорошо знал, где расположена кровать, поэтому, притворив за собой дверь, с легкостью нашел дорогу в темноте и положил Энни на кровать, дощатая рама которой тихо скрипнула, когда ее почти безжизненное тело утонуло в мягком, набитом мхом матрасе.
Он направился в кладовую, нашел трутницу, высек огонь и дрожащими руками засветил фитиль толстой свечи. Продолжая поиски, то и дело беспокойно поглядывая на Энни, он быстро нашел и зажег еще три свечи. Две из них Люсьен поставил по обеим сторонам кровати на маленькие столики.
