Джейн Фэйзер - Возлюбленный враг
— Это несправедливо! — Джинни уставилась на него. Она уже не защищалась, потому что была взбешена. — Мы напрашиваемся на домогательства, так? Ты это имеешь в виду?
— Иногда, — сказал он без колебаний. — Тем, что игнорируете положение вещей. И похоть — одна из них. Я предупреждал, что не могу гарантировать твою безопасность, если ты приблизишься к лагерю, а ты предпочла пропустить мои слова мимо ушей. Ты думаешь, я говорю это только потому, что мне нравится звук собственного голоса?
Он ловко сумел повернуть разговор так, что она не могла защищаться. Что было, то было: она не отнеслась к предостережениям достаточно серьезно. Это, безусловно, так. Если бы она восприняла их серьезно, то смотрела бы, куда идет. А теперь невинное занятие — сбор земляники — будет иметь неприятные последствия для мужчин, которых по-настоящему никто и не винит. По мнению их товарищей и даже их командира, они вели себя совершенно нормальным, вполне объяснимым образом, и она сама виновата в том, что пережила моменты панического ужаса и отвращения от соприкосновения с их телами.
Джинни сказала устало:
— Если это моя вина, то почему не забыть об этом? Я виновата, и ведь ничего не случилось в конце концов, если не считать потерю корзины с земляникой или нескольких секунд паники.
— Ты испугалась? — спросил он так, словно это только сейчас дошло до него.
— С чего это мне бояться, если я сама напросилась? — горько возразила Джинни.
— Прости, я не имел это в виду. Я прежде всего подумал о твоем физическом благополучии. Когда я узнал, что тебе не причинили вреда…
Джинни пожала плечами.
— Могу я уйти? — Она повернулась к двери.
— Еще нет, — вздохнул Алекс. — Ты должна опознать мужчин. Джед приведет их сюда под стражей. Дело начато и должно быть закончено единственно возможным путем. Ты выполнишь свою часть.
Джинни похолодела при этих словах. В них была непререкаемая категоричность, которую, она знала, ей не преодолеть.
Больше ничего не было сказано за долгие и томительные минуты ожидания. Потом дверь открылась, вошел Джед в полной экипировке и четыре капрала, которые вели напавших на нее солдат. Джинни отвернулась от них, не желая видеть ни мольбы, ни обвинения в их глазах.
— Госпожа Кортни! — бесстрастно проговорил Алекс. — Это те солдаты, что напали на вас на тропинке? А что произошло бы, скажи она «нет»? Отрицала бы, что может с уверенностью узнать их. Избежали бы они тогда наказания, или для этого хватило бы слов Джеда? Но Джед, должно быть, миновал изгиб тропы слишком поздно, чтобы увидеть что-либо, кроме Джинни, бегущей к нему. Медленно она повернулась, чтобы посмотреть на солдат, и почувствовала, как на нее накатывает волна отвращения. Она ни на что не напрашивалась!
— Да, — сказала она и пошла к двери, не удостоив никого даже взглядом.
Алекс не пытался остановить ее. Он словно читал ее мысли за те минуты молчания, пока она стояла к ним спиной, и он знал, что она, как и всегда, приняла смелое решение. Но для нее еще не все закончилось, и она вскоре поймет это.
Джинни направилась в свою комнату. Ей было тошно, но она не представляла, что могла бы предпринять, чтобы изменить неотвратимое развитие событии этого дня. Единственное, в чем она была уверена, это то, что не может никого видеть сейчас. Она заняла себя на некоторое время, зашивая разорванное кружево на платье, потом подошла к окну. На конном дворе никого не было, кроме Джеда, который чистил Буцефала охапкой соломы, наводя лоск на бока вороного. Джед ответит на вопрос, который она не хотела задавать, но все же знала, что не успокоится, пока не спросит.
Выбежав во двор и не встретив никого по пути, она подошла к Буцефалу. Джед, насвистывая что-то сквозь зубы, встретил ее кивком, который, несмотря на свою краткость, был почти дружеским. Джинни провела рукой по теплой мускулистой шее жеребца.
— Что с ними будет, Джед?
— Порка, — ответил он бесстрастно. — Двадцать ударов плетьми на заходе солнца. Отвернувшись, Джинни издала странный, неразборчивый звук.
— Это легкое наказание, — сказал Джед. — Они должны быть в состоянии завтра идти маршем.
— Как вы можете быть таким бессердечным? — Но, обвиняя солдата, она знала, что это Алекс распорядился о наказании, практично позаботившись и о завтрашнем дне.
Джед не счел нужным отвечать, взял еще одну охапку соломы и намочил ее как следует, прежде чем обтирать бока коня.
Джинни вернулась наверх, зная, что ей не следует удивляться и тем более — ужасаться. Порка и смертная казнь никого не удивляли и так же часто касались гражданского населения, как и армии. Так было всегда. Столб для порки и колодки были достаточно привычным зрелищем на рыночных площадях, и она редко обращала на них внимание. И конечно, ей никогда не приходило в голову сомневаться в необходимости таких кардинальных методов, и она была уверена, что ее отец, мягкий Джон Редферн, будучи судьей, должно быть, приговаривал к подобным наказаниям. Сейчас же разница была в том, что именно она была в какой-то степени виновной. И хотя здравый смысл и врожденное чувство справедливости говорили ей, что это не так, она все равно чувствовала свою вину. Ведь если даже Алекс поверил в это, то и другие поверят. Ее положение в отряде станет совершенно невыносимым, если только она не предпримет что-то, чтобы исправить ситуацию.
Она сидела в душной маленькой комнате до конца дня, с непонятным страхом ожидая захода солнца; и все-таки пронзительный сигнал горна и бой барабанов, резкий в сгущавшихся сумерках, застал ее врасплох. Сердце заколотилось, когда она подошла закрыть окно, чтобы отгородиться от внешнего мира. На лестнице послышались быстрые шаги, потом дверь открылась и на пороге появился Алекс, со шпагой и мушкетным ремнем на боку.
— Пошли, — тихо сказал он. — Пора.
Джинни смотрела на него, на какое-то мгновение потеряв дар речи. Он мог иметь в виду только одно. Не говоря ни слова, она отрицательно помотала головой, держась за спинку низкого кресла.
— Пошли, — повторил он, властно протягивая руку.
— Нет… нет, не пойду. — Она снова сильно замотала головой. Что же он за человек, чтобы ожидать от нее подобного?
— Ты должна, — сказал он неумолимо. — Это справедливость, и нужно видеть, как она осуществляется.
— Только не мне, — заявила она уже более твердо.
— Именно тебе. Ты будешь присутствовать, и тогда окончательно поймешь, что мои указания даются не просто из-за удовольствия ощущать власть.
Джинни сильнее вцепилась в спинку кресла.
— Значит, ты накажешь меня таким образом? Заставив жертву присутствовать при наказании ее обидчиков?
