Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Александр по-прежнему внимательно смотрел на нее своими чудесными глазами и молчал.
— Я просто испугалась за тебя, из-за ранения, — прибавила она малоубедительно.
— Какая же здесь связь?
— Ах, я сама не знаю, — пробормотала Таис со вздохом и виновато надула губы.
— Я так стараюсь, чтобы тебе было хорошо… Почему ты решила, что я в состоянии тебя разлюбить! Что, разве я какой-то ветреный человек, не заслуживаю твоего доверия?
— О! Мне не надо было тебе говорить… Нет, ты тут ни при чем, это была моя слабость, какое-то умопомрачение. Какой-то страх меня обуял.
— Давай я скажу тебе в пятисотый раз, как я тебя люблю и буду любить до гроба… и в гробу… — Они усмехнулись, и это разрядило атмосферу. — Как можно тебя разлюбить? Посмотри на себя, во-первых, а во-вторых тебя легко любить, ты — безупречна. — Царь погладил ее по щеке, и она поцеловала его руку. — Я тебя у-мо-ля-ю, не думай таких вещей никогда, ни одной минуты. — Таис послушно кивнула, а Александр подумал про себя: «Не надо их сводить вместе, еще рано».
— А сомневаешься ли ты в любви к тебе Птолемея? — неожиданно поинтересовался Александр.
— Я не думаю об этом, вообще о нем не думаю.
— Или Леонида, или Селевка?
— Селевка? — Таис вытаращила глаза. — Селевка? — повторила она еще несколько раз на разные лады. — При чем тут Селевк?
— Ты что, не замечаешь, что он в тебя влюблен?
— Влюблен? Селевк? — Таис никак не могла успокоиться. — С чего ты взял? Может, еще скажешь, что и Парменион в меня влюблен?
— Насчет Пармениона не скажу, а Селевк — без сомнений.
— Селевк? Нет! Я с ним крайне редко имею дело… Ты шутишь, Александр? — Таис посмотрела на него с подозрением. — Или специально морочишь?..
Александр улыбнулся неопределенно, но Таис истолковала это как определенное «да».
— Нет худа без добра, — заметил Александр, — благодаря ранению я имею возможность видеть тебя и держать в своих несколько некрепких объятиях два дня подряд.
— Может, и три дня?
— О, нет… Завтра я непременно поднимусь, не то мой народ в спячку впадет, а враг, наоборот, оживится. Хорошего понемногу.
Тут позвонил охранник, и Таис со вздохом сожаления оторвалась от Александра, оправила его постель, свое платье и пересела подальше на стул. Вошли Селевк, Сисигамбис — мать Дария, и Барсина. Каждый из этих людей вызывал у Таис разные чувства. На Селевка она глянула испуганно, вспомнив намеки Александра, на Сисигамбис — с интересом, а на Барсину и смотреть не хотела.
— Извини, мать, что принимаю тебя лежа. Встань с колен, подойди ко мне, — и Александр поцеловал удивленной Сисигамбис руки. — Как здоровье твое и семьи твоей, в чем нуждаетесь, рад буду выполнить любое твое пожелание.
Сисигамбис заговорила, Барсина переводила слова благодарности за его заботы, пожелания выздоровления и так далее. После короткой паузы мать Дария, пожилая, но полная достоинства и внутренней силы женщина, подняла свои умные глаза и внимательно посмотрела на Александра: «Статейра, моя невестка, заболела».
— Я очень сожалею и надеюсь на скорейшее выздоровление, — ответил Александр, который ни разу не видел жену Дария, слывшую первой персидской красавицей.
— Ахура-Мазда[18], видимо, не хочет, чтоб все уладилось. У нас большие опасения…
— Я пришлю врачей и буду молиться нашим богам за благополучный исход.
— Я хотела предупредить… Спасибо, царь Александр, мы тоже будем молиться за твое здоровье и благополучие.
— От Дария нет известий, — догадался Александр о тайных мыслях Сисигамбис, — о последнем его письме и предложениях я сообщил тебе. Я его приму с распростертыми объятиями, если он поймет, что его дело безнадежно, и придет ко мне без оружия в руках. Я говорю правду.
Сисигамбис подняла взгляд, и он без слов сказал, что Дарий вряд ли способен на такой неординарный поступок. Он не в состоянии разорвать путы условностей и традиций и будет вести себя так, как от него ожидают персы, а не Александр. Она знала границы своего слабохарактерного сына, у которого хватило хладнокровия прийти по трупам к власти, но не хватит дальновидности, благородства и смирения отдать ее без крови более сильному. У него не хватит «аша» — святой праведности, руководящей поведением человека, делающей его добродетельным.
— Я знаю, царь, что ты говоришь правду, — перевела ее слова Барсина.
— Мы видим сейчас, что наши сведения о чужих странах не всегда соответствуют действительности, поэтому, лучше один раз увидеть, чем сто раз прочитать или услышать. — Александр улыбнулся. — Что-то устарело, что-то — просто выдумка. Геродот писал о персах, что их с детства приучают к трем вещам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости? Это так?
— Да, это так до сих пор, — ответила Сисигамбис.
— В таком случае, из меня вышел бы прекрасный перс, — улыбнулся Александр.
Селевк засмеялся.
— Из тебя тоже, Селевк, — продолжил царь[19]. — Я знаю, мать, что о погребении у вас не принято говорить, но расскажи мне, как вы почитаете богов и почему приносите жертвы с пучком прутьев?
— Мы считаем, что боги сотворили мир в семь приемов. Сначала сделали из камня небеса, а внизу поместили воду. На нее положили землю, а в центре земли поместили три одушевленных предмета: растение, животное — быка, и человека. И разожгли огонь, как видимый, так и невидимый. Эта та жизненная сила, которая наполняет одушевленные творения. Солнце, часть огня, неподвижно стояло в зените, и мир был неизменен и неподвижен. Тогда боги совершили жертвоприношение: истолкли растение, убили быка и человека. После него появилось много растений, животных и людей — мир был приведен в движение, все рождалось, жило, умирало и рождалось вновь. Чтобы жизнь продолжалась вечно, люди должны каждый день повторять это жертвоприношение, и в обряде должны участвовать все семь предметов. Земля — это священный участок, вода и огонь — в сосудах, стоящих перед жрецом, небесная твердь — это каменный нож и пестик ступки, растения — в пучке прутьев «барэсман» и в соке «хаоме», животные — это жертвенное животное или молоко и масло, а человек — жрец.
— Да, все очень логично и разумно. Да и само происхождение мира такое спокойное и бескровное по сравнению с нашим сказанием о Хаосе — бесконечном вселенском пространстве, из которого все произошло: порядок, жизнь, вечная тьма, вечный свет, Гея-Земля, подземная бездна Тартар, и животворящая любовь — Эрос. Потом началась борьба и кровопролитие: боги выступили против титанов, своих отцов, которые, в свою очередь, пытались уничтожить богов, своих детей, — сказал Александр.
