Миранда Невилл - Неистовый маркиз
— Дорогая, я не представляю, что кто-то мог бы стыдиться тебя, — сказал Кейн. — Даже не верится…
Тут Джулиана снова уселась за стол и уже с нотками гнева в голосе проговорила:
— А ты знаешь, что произошло, когда мой опекун умер? Его кузен Фредерик Фиттерборн, унаследовавший поместье, сказал, что я не могу жить в одном доме с его женой и детьми.
— Он выгнал тебя без пенни в кармане?
— О нет, он просто напомнил мне, что я обладаю состоянием в тысячу фунтов — их оставил мне мистер Фиттерборн. И добавил, что доход от этого наследства будет полностью удовлетворять нужды такой «особы», как я. Но он не стал говорить, кто я такая, сказал лишь, что если бы мой опекун хотел, чтобы я это узнала, то сам бы сообщил мне все о моем рождении. Он выразился предельно ясно, не так ли?
Кейн промолчал. Было совершенно очевидно: этот человек, оставивший молодую женщину жить на собственные средства, — редкостный негодяй. Что ж, приятно осознать, что его собственный отец — не единственный негодяй в этом мире. Впрочем, сейчас речь не о нем, а об этом наследнике, Фредерике Фиттерборне.
— А тебе было тогда… сколько лет? — спросил Кейн.
— Девятнадцать.
— И он не счел нужным присмотреть за тобой, хотя ты была членом его семьи? — В голосе маркиза послышались нотки сомнения.
Джулиана взглянула на него с упреком.
— Ты мне не веришь? Полагаешь, я выдумываю, когда говорю, что Кассандра была моей матерью! — Она сняла со стены портрет. — Вот, посмотри! Вот она, Кассандра. Я очень похожа на нее, верно? У меня ее глаза.
Маркиз внимательно посмотрел на Джулиану. Да, верно, у девушки на портрете, выполненном акварелью, были зеленоватые глаза. А если присмотреться, то можно было найти сходство с Джулианой, несмотря на темные волосы Кассандры.
Тут Джулиана вдруг отступила от него и, прижав портрет к груди, тихонько заплакала. Маркиз бросился к ней в испуге.
— Дорогая!.. Любовь моя!.. Успокойся! Не надо плакать. Все в порядке. — Он разжал ее пальцы, сжимавшие рамку, и положил портрет на стол с такой осторожностью, словно это было величайшее сокровище. — Конечно, я верю тебе. Ты очень на нее похожа.
Да, возможно, она действительно была похожа на эту женщину. И очень может быть, что Джулиана была права в своем предположении. Уж он-то знал, каково это, когда тебе не верят.
Осторожно обнимая рыдавшую женщину, Кейн принялся бормотать ей на ухо слова утешения. Он хотел, чтобы она поверила: ему безразлично, кто ее мать, даже если ее родила цыганка в канаве. В конце концов, она стала умной и независимой женщиной, что гораздо важнее, чем ее родословная. И еще ему очень хотелось, чтобы Джулиана не думала о своем прошлом, забыла о нем, чтобы она никогда не испытывала душевной боли.
И если бы он женился на ней, то непременно добился бы того, чтобы все так и было. Но, черт побери, кое в чем она была права. Он вполне мог представить, какие аргументы выдвинут советники матери, если он представит в качестве своей невесты торговку с сомнительной родословной. И он никогда не сможет никого убедить в том, что они с Джулианой — самые подходящие опекуны благовоспитанной и хорошо обеспеченной дочери Праведного Маркиза.
Следовательно, он должен был что-то предпринять, чтобы не позволить матери снова, теперь уже перед лицом света, повторить грязные обвинения отца в его адрес.
Глава 13
— Почему я не могу надеть платье пурпурного цвета? — спросила Эстер, провожая взглядом Мел, выходившую из комнаты. Дневной ансамбль экономки был сшит из хлопкового твила, окрашенного в особо яркие лиловые тона, удивительным образом сочетавшиеся с оранжевой тесьмой.
— Потому что тебе всего шестнадцать, а шестнадцатилетние девушки не носят такие платья, — ответил Кейн. — Ешь свой завтрак. Не нальешь мне чаю?
Если бы раньше кто-нибудь сказал ему, что он будет учить молоденькую девушку правилам хорошего тона, Кейн бы от души расхохотался. Но теперь все изменилось — теперь на его попечении оказалась сестра, малышка Эсти. Увы, он не знал, каким образом объяснить ей, что наряды Мел не подходят для леди любого возраста, тем более не мог объяснить — по какой причине. К счастью, изобретательная миссис Тиммс изготовила для Эстер несколько нарядов более приемлемых по стилю, и сейчас девушка была в скромном белом платье из муслина.
Эстер выполнила просьбу старшего брата, налив ему чаю. Затем, надув губки, пробормотала:
— По крайней мере хоть сегодня мы выберемся отсюда?
— Да, конечно, — кивнул Кейн с улыбкой.
Лицо девушки просветлело, и она воскликнула:
— В самом деле выберемся?!
— В самом деле. В котором часу церковная служба? А впрочем… Думаю, сегодня мы можем пропустить службу.
— Но, Джон!.. — Эстер уставилась на него в изумлении. — Ведь сегодня Пасха!
— Выходит, ты не хочешь, чтобы я поучил тебя игре в пикет?
— Нет-нет, хочу! Очень хочу! Но мы обязательно должны сходить в церковь на Пасху.
Кейн задумался. Он видел, что сестра начала «выздоравливать» от того уныния, что годами царило в аббатстве Маркли-Чейз, однако он понимал, что религиозное воспитание не позволяет ей пропустить богослужение в такой день. Но к сожалению, он не мог ее сопровождать. Пока что пребывание Эстер в Лондоне являлось тайной, и эта тайна тотчас же будет раскрыта, если знакомые на службе увидят их вместе. Что же касается слуг, то само собой разумеется, что никто из них не подходил для того, чтобы сопровождать молоденькую благовоспитанную девушку.
И тут он вспомнил про Джулиану. Кажется, она говорила, что в детстве постоянно посещала церковь. Кейн быстро написал записку и вызвал одного из слуг.
— Надо доставить это миссис Мертон. И пусть подготовят старую карету.
Он не был в церкви уже восемь лет, да и сейчас в этом не нуждался. Но как только Джулиана увезла Эстер в скромной голубой карете, Кейн вдруг обнаружил, что последовал за ними пешком.
В церкви Святого Мартина в это пасхальное утро было многолюдно, и все места внизу и на галереях оказались заняты. Проскользнув внутрь, Кейн встал вместе с другими прихожанами в боковом проходе. Когда-то в детстве постоянные посещения церкви считались для него обязательными, и Кейн уже не мог припомнить, когда впервые ужасно развеселился, узнав, что семейство Годфри, столь гордившееся своей набожностью и благочестием, извлекло доход из земель, отобранных у соседнего монастыря.
Что же касается церкви Святого Мартина, то сегодня, в этот праздничный день, здесь царило оживление, и все прихожане были столь же нарядны, как и украшенные цветочными композициями кафедра и алтарь.