Данелла Хармон - Во власти бури
— А я все-таки задам свой вопрос. Готовы?
— Господи!..
— Итак, Колин, как я уже сказала, прошлой ночью я поцеловала вас в лоб, — начала Ариадна, с жадностью наблюдая за его лицом. — Это уже больше не секрет для вас, но я хочу сделать еще одно признание. Наверное, это началось уже тогда, когда я впервые увидела вас склонившимся над тем мохнатым беднягой. Как бы это назвать… словом, меня потянуло к вам. И чувство это все усиливается — с вами так надежно, так хорошо, так интересно! Я знаю, знаю, что не должна чувствовать ничего подобного, поскольку обручена и собираюсь выйти замуж. Однако брачный обет еще не произнесен, поэтому не будет никакого вреда, если…
— К чему вы клоните, Ариадна?
Она улыбнулась, с внезапной нервозностью и сознанием, что отступать поздно.
— Поцелуйте меня.
— Поцеловать вас?
— Именно это я и сказала.
Напряжение сродни судороге внезапно прошло по телу Колина, и его мужская плоть, уже твердая под ее затылком, окаменела. Ариадна задалась вопросом, как она выглядит, эта чисто мужская часть тела Сама того не замечая, она потерлась затылком о живой каменный стержень и услышала сдавленный стон.
— Колин!
Он не стал отворачиваться. Взгляд его был взглядом загнанного животного.
— Остановите экипаж, Колин.
Он, напротив, подхлестнул Грома. Шаребу пришлось затрусить быстрее.
— Остановитесь! Я приказываю!
Ариадна вцепилась в вожжи и потянула их на себя изо всех сил. Старый мерин и не подумал противиться, он послушно остановился.
— Дьявольщина!.. — почти шепотом произнес Колин. — Зачем вам это нужно? Зачем нужно мучить меня и издеваться надо мной?
— Но мне нужен всего лишь поцелуй — ни к чему не обязывающий, невинный поцелуй.
Последние полминуты Колин не смотрел на Ариадну, но тут обратил к ней взгляд, полный ярости и вожделения. Сила его была такова, что девушке захотелось провалиться и сквозь пол коляски, и сквозь землю.
Она зашла слишком далеко!
— Значит, поцелуй? Ни к чему не обязывающий, невинный, безвредный поцелуй? — переспросил он мягко, но в этой мягкости чувствовалась угроза.
Улыбка флиртующей кокетки застыла на губах Ариадны, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Лицо Колина склонилось к ней. Девушка широко открыла глаза, не в силах пошевелиться. Рука скользнула ей под голову и приподняла, а другая, которую он без труда высвободил из ее ослабевших пальцев, легла на шею, потом двинулась ниже, одну за другой расстегивая пуговицы куртки и рубашки. Ариадну охватила паника.
— Колин, ради Бога! Я просто дразнила вас!
— Мне ли этого не знать, Ариадна! Я сыт по горло вашими играми. Однажды вы зайдете так далеко, что назад дороги не будет. Пора вам узнать, что от «невинных» поцелуев бывает больше вреда, чем от искры, упавшей в бочку с порохом!
Девушка хотела было протестовать, подняла было руку для пощечины… но тут рот Колина обрушился на ее губы так, что перехватило дыхание. Ее приподняли и с силой прижали к согнутому колену. Горячий язык проник в рот и заполнил его, подавив рвущийся наружу крик. Одна рука, словно живые тиски, не давала ей даже шевельнуться, а другая двинулась вниз по телу под рубашку. Пока не нашла грудь. Ариадна забилась, рванулась, но ее только прижали теснее. Глаза, которые она в ужасе зажмурила, открылись сами собой, заглянули как будто в растревоженную штормом океанскую глубь и зажмурились снова.
Пальцы Колина — горячие, огрубевшие, ловкие пальцы — поглаживали и сжимали сосок, пока Ариадна не забыла про страх и возмущение. Она забыла вообще обо всем, кроме пронзительной сладости, которая страшным образом отдавалась между ног, где становилось все горячее, все теснее, где было так влажно…
И вдруг она оказалась свободна. Нога Колина соскользнула с сиденья, и девушка обессиленно опустилась навзничь. Ее затуманенный взгляд был прикован к его лицу, ладонь медленно легла на грудь, которую он только что ласкал.
— Колин…
— Надеюсь, это послужит хорошей прививкой против флирта, — сказал он, тяжело дыша. — Никогда больше не играйте мужчинами, Ариадна. Дразнить и мучить не просто некрасиво, но к тому же и опасно. Если вам снова придет в голову пофлиртовать со мной, знайте, что я не отвечаю за последствия. Вы меня поняли? — Колин подхватил вожжи и посмотрел на девушку. — Поняли?
— Да… — тихо ответила она, не отрывая взгляда от его рта и скользя пальцами вдоль своих припухших губ. — Да, я поняла.
— Вот и хорошо.
Колин отвернулся и молча ждал, пока вожделение угомонится.
— Я только… Колин, я думаю… может быть, прежде чем мы продолжим путь… вы не могли бы поцеловать меня еще раз?
Ариадна протянула руку и коснулась его губ. Колин отпрянул так резко, словно получил удар под дых. Он понял, что попытка запугать ее не удалась. Она не собиралась оставлять его в покое. В ярости он оттолкнул ее, соскочил на землю и сунул руку под сиденье, за седлом и уздечкой Шареба.
Он принялся седлать жеребца так грубо, такими гневными движениями, что оскорбленное животное взбунтовалось. Когда Колин болезненным рывком затянул подпругу, жеребец укусил его в плечо.
Ветеринар ахнул и схватился за укушенное место. До сих пор животное никогда так себя не вело.
— Боже мой, Колин! — послышался возглас Ариадны, и она спрыгнула на землю.
— Убирайтесь! — проскрежетал он сквозь зубы, положив руку на борт экипажа и уткнувшись в нее лбом. — Убирайтесь назад в коляску и никогда — слышите? — никогда больше не просите меня вас целовать!
Глава 11
Все это время Ариадна находилась в каком-то оцепенении, не сознавая, что происходит, однако, когда Колин неловко закинул ногу на спину Шареба и вскочил в седло, она сразу опомнилась.
— Нет! Нет!
Но было поздно.
С пронзительным, диким воплем, мало похожим на ржание, жеребец подпрыгнул, изогнулся и, наконец, так высоко подбросил круп, что седок пулей вылетел из седла через его голову.
— Шареб! — закричала Ариадна в ужасе.
Жеребец прянул с обочины, заметался во все стороны, оскальзываясь задними ногами в мокрой траве.
— Шареб!
Что-то случилось — возможно, одна из задних ног попала в кротовью нору. Так или иначе жеребец тяжело рухнул на бок. Если бы Колин не откатился в последний момент, его бы придавило. Бешено молотя в воздухе всеми четырьмя ногами, Шареб пытался подняться, его испуганное ржание эхом отражалось от соседней рощицы. Наконец он поднялся; к облегчению Ариадны, жеребец не бросился прочь, а остался стоять, тяжело дыша и отфыркиваясь.
Девушка всем сердцем любила свою лошадь, но в первую очередь бросилась к лежащему неподвижно Колину.