Сюзанна Баркли - Львиное сердце
– Пойдем, ваши люди ждут.
У Меган ком встал в горле, и она лишь кивнула в ответ. Взгляд ее затуманили сладостно-горькие слезы. Она обернулась к прихожанам и увидела отца, сидящего в тени, в дальнем конце первого ряда скамей.
– Папа! – Меган хотела подбежать к нему, но Росс крепко держал ее руку в своей. К счастью – так как она заметила рядом с отцом самодовольно улыбающуюся Филис. – Как он посмел…
– Он – лэрд и хозяин здесь, – напомнил ей Росс жестко. – Но любой человек, который может так опозорить свою жену и дочь, несомненно, способен и на худшее.
На убийство, не договорил Росс, а у Меган на этот раз не было желания защищать отца.
– Я, наверное, должна быть благодарна за то, что он вообще пришел.
– Лично я благодарен. – Пока юноши и девушки снова затягивали шнурки на одеждах новобрачных, Росс сказал несколько решительных слов по-валлийски Оуэйну, затем повернулся к Меган. – Улыбайся. Не показывай ему, что он обидел тебя, – сказал он ей на ухо, почти касаясь ее лица. Его теплое дыхание подействовало ободряюще. Меган была тронута такой заботой.
– Он больше не сможет меня обидеть. Только у тебя есть на это власть.
Эти слова Меган не давали Россу покоя и угнетали его, пока новобрачные, окруженные шумной толпой Сатерлендов, возвращались обратно в зал.
– Мне помнится, что Эаммон был крупнее, – сказал лорд Найджел, когда они поднялись на возвышение и уселись за стол.
– Он очень изменился с тех пор, как умер наш сын, – холодно ответила леди Мэри. – Но я согласна, что он похудел и… поседел. И посмотрел сквозь меня, словно не узнал. – Голос ее прервался. Бедняжка, она все еще любила своего неверного мужа.
Росс нахмурился. Ему вид Эаммона показался странным: впалые, пылающие щеки, неестественный блеск в покрасневших глазах. Взгляда Росса он избегал. Что это – вина, угрызения совести? Может быть, но все равно странно.
– Папа не пришел сюда, – грустно произнесла Меган. – Я знаю, это чтобы мама не расстраивалась из-за Филис, но все-таки…
– Как – не пришел? – Росс старательно поискал глазами Эаммона, оглядывая стол на помосте и весь зал, но того действительно не было. Он приподнялся в кресле, чтобы предупредить Оуэйна и Уи Уота, но те уже входили в зал. По выражению их лиц Росс догадался, что они кое-что разузнали, и ему не терпелось выяснить, что именно.
– Ты подпрыгиваешь, словно муха на горячем песке. Я думала, что только новобрачная нервничает, – поддразнила его Меган.
– А ты нервничаешь? – спросил Росс, избегая прямого ответа.
– Да. – Кончиками пальцев она благоговейно дотронулась до ожерелья, застенчиво опустив глаза. – Но янтарь обладает сильными чарами. Благодарю тебя. Я не ожидала никакого подарка.
Она и не получила бы его, это Оуэйн убедил Росса не быть глупцом и не обижать Меган. В будущем их ждут трудности, а из их брака, может, ничего не получится, но он ведь согласился на этот брак, а если он станет сердиться и придираться к своей невесте, то все равно ничего не изменит. Росс понимал, что такое долг, и поэтому он обрыскал всю деревню в поисках подарка.
– Я не разбираюсь в чарах, но золотая нить подходит к твоим волосам.
– У вас душа поэта, милорд, – улыбнулась в ответ Меган, а глаза ее сверкали сквозь пушистые ресницы.
Нет у него души. Если бы была, то он не стал бы на ней жениться, даже ради спасения своего клана. Бедняжка Мег. Она заслужила лучшей доли, чем та, которая ожидает ее с ним.
Дейви наклонился, чтобы разлить вино, и прошептал Россу на ухо:
– Уи Уот нашел какие-то бумаги, но сказал, что они подождут, пока не закончится пир.
Росс кивнул и взглянул на сияющее лицо Меган. Горло у него сжалось. Господи, как ему не хотелось причинить ей боль.
Раздался возглас, оповещающий о подаче угощений. Впереди шла Крисси, а за ней бесконечная цепочка слуг, несущих дымящиеся блюда. Еда была не столь изысканна, как на свадьбах в Южной Шотландии, но вполне обильная: жареный кабан, оленина под соусом; разнообразная дичь едва умещалась рядом с тушеным мясом, корзинками лепешек и кувшинами с элем и вином. Кое-что из еды было Россу знакомо: специальные свадебные пирожки, пирожки с мясом. Но хаггис[7] он не стал есть. Некоторые блюда оказались ему в новинку.
– Что это? – спросил он, указывая на пудинг.
– Студень из каррагена.[8] – Меган почерпнула немного своей ложкой и предложила ему попробовать. Содержимое было зеленого цвета и плохо пахло. – Это не рыба, – заверила его Меган, когда он отвернул нос. – Это – морская водоросль, сваренная в молоке.
Рядом с тревожным видом стояла повариха, поэтому Россу пришлось пригубить кушанье и признать его вкусным.
– Значит, и ты можешь сказать неправду, чтобы не обидеть кого-нибудь, – сказала Меган, когда счастливая повариха отошла.
Росс начал было возражать, затем вздохнул.
– Несколько дней назад ты назвала бы это добротой, а не обманом.
Они оба рассмеялись, и к ним присоединились окружающие. Одни блюда сменялись другими, и пир продолжался. Но Росс не мог полностью отдаться счастливому событию и расслабиться. Если он не глядел на улыбающееся лицо Меган, то всматривался в шумную толпу Сатерлендов. Хотя они и выглядели безобидными, словно выводок непослушных щенят, он не мог отделаться от мысли, что где-то среди них ест, пьет и смеется убийца его брата.
Краем глаза он видел, что Меган следит за ним, ее лицо нежно очерчивал золотой блеск свечи. Она любила его. То, что сегодня ночью они соединятся, скрепит их узы… по крайней мере для нее. Как только она станет принадлежать ему телом и душой, она доверит ему тайну сестры и отведет его к ней. И как бы ни было ему не по нутру использовать ее, он знал, что пойдет на это. Я помирюсь с ней, поклялся он и изумился тому, насколько важны стали для него ее чувства. И снова раздался радостный возглас. Блюда с едой унесли, столы сдвинули к стене, а музыкантов, развлекавших своей игрой пирующих, сменили фокусники, метатели ножей и акробаты.
– Это похоже на Эдинбургскую ярмарку, – улыбаясь, сказал Дейви, наливая Россу разбавленного водой вина. Это вино он сам купил в городе и рьяно оберегал его.
Не успел последний метатель бросить нож, как кто-то потребовал, чтобы бард рассказал историю. Меган покраснела и стала отнекиваться, но родичи знать ничего не хотели и не успокоились до тех пор, пока она не спустилась с возвышения и не уселась в кресло посередине зала. Наверное, нога у нее все еще болит, решил Росс, видя, как она неуверенно ступает. Ему опять стало стыдно. Черт, он настолько погряз в собственных болезнях и трудностях, что ни разу не спросил, как она себя чувствует.
