Люси Эшфорд - Куртизанка и капитан
Боже, боже! Удовольствие, жидкая лава желания, пробуждаемого его губами, длинными изящными пальцами…
Розали увидела в зеркале, что ее губы припухли и покраснели от его поцелуев. «Ты должна сказать ему, что Кэти дочка твоей покойной сестры. Должна спросить, почему, умирая, Линетт шептала его имя».
Не завтра. Не потом. Именно сейчас.
Она прижала пальцы к горящим щекам, уверенная лишь в одном: невозможно больше пребывать в адском пламени подозрений.
Розали медленно спустилась вниз, снова обряженная в старую серую хламиду. Алек стоял в дальнем углу центрального холла и едва взглянул на нее. Очевидно, столь же сильно сожалеет о случившемся, как и она.
— Еще пара минут, и мы уезжаем. Я велел Гаррету заехать за нами в шесть, — произнес Алек.
Она кивнула, понимая, что он обходит помещение, гася свечи. Капитан Стюарт снял изысканный фрак, высоко поднял руку, чтобы погасить самые верхние канделябры, рукава его пышной рубашки поднялись до локтя, обнажив загорелые предплечья.
Розали уже хотела отвернуться, когда внезапно в мерцающем свете еще не погашенной свечи заметила ужасный зубчатый шрам, тянувшийся от запястья.
— О, боже мой, — сорвалось у нее. — Что случилось с вашей рукой?
Он мимоходом взглянул на руку:
— Это? Французский штык при Виттории.
У нее закружилась голова.
— Но…
— Это была битва, после которой французов изгнали из Испании, — кратко пояснил он. — Июнь 1813 года.
— Я знаю. — Губы едва двигались, язык заплетался. — Я знаю. Алек, так вы были там?
Он усмехнулся:
— Только не надо делать из меня героя. Любой английский солдат, который был в состоянии держать оружие, участвовал в той битве.
— Так вы были с армией Веллингтона в то лето?
— Весь год, — лаконично ответил Алек. — Офицерам не полагался отпуск.
Полное понимание пронзило ее насквозь. Боже мой! В то время как совратили Линетт, он был в армии. Алек Стюарт не мог быть отцом Кэти!
— Алек, — прошептала она. Что тут скажешь? Розали знала, ей следовало бы произнести: «Алек, я с редким упорством несправедливо вас осуждала. Я ужасно ошиблась».
Капитан обернулся к ней, в тот момент она увидела обычного человека, храброго мужчину, героя, что бы он ни говорил, пребывавшего в состоянии глубокого самоотречения. «Алек, мне так жаль». Розали медленно подошла к его замершей фигуре и положила руку на ужасный шрам.
Он скинул ее руку, угрожающе навис над ней, ее снова поразил внезапный испуг от грубого окрика:
— Видимо, вам нравится играть с огнем, миссис Роуленд!
Розали застыла. Он подумал, будто ее нежная ласка, всего лишь признание собственных грехов, еще одна попытка завлечь его в ловушку. Однако теперь она знала. Пришло время открыть ему правду.
Розали подняла голову:
— Алек, вы сказали мне, что мы с Кэти с вами в безопасности. И я бы хотела, боже, как бы я хотела вам поверить. Я поступила глупо, так ошибалась. Но теперь хочу открыть вам, что Кэти дочка моей сестры.
Алек не двигался.
— Линетт, — прошептал он. — Линетт была вашей сестрой.
Она изумленно взглянула ему в глаза:
— Так вы уже знали… Как?
Он потер лоб, будто пытаясь сорвать с головы тугую повязку.
— Проклятье, я провел собственное расследование. Я знал, что вы пришли в Храм всего на одну ночь, а перед этим обошли все лондонские театры, задавая вопросы. Задавая вопросы о девушке по имени Линетт. — Он выдвинул стул. — Объясните.
Розали принялась сбивчиво говорить:
— Линетт была младше меня на два года, Алек. — Ее голос звучал так глухо, что ему пришлось сильно напрячься, чтобы разобрать хоть слово. — Она ушла из дома три года назад. Забеременела летом 1813 года. Кэти ее дочка, Алек, а Линетт, бедная Линетт, — голос Розали дрогнул, — умерла в ужасающей бедности. Я приехала в Лондон, чтобы разыскать человека, сотворившего с ней это.
— Вы должны были мне рассказать, — хрипло пробормотал он.
— Я не могла, — выдохнула она, — не могла, потому что поначалу решила, что это вы.
Едва произнеся эти зловещие слова, Розали почувствовала, будто что-то внутри ее умерло. Каждый звук, каждая буква звучали обвинительным приговором. О, как же он станет ее презирать.
— Объясните! — приказал он, и все вырвалось наружу: как Линетт перед смертью произнесла его имя, как прошептала, что у него есть замок.
Он выдвинул стул для себя и уселся в полутьме догорающих свечных огарков, не сводя с нее глаз. Наконец произнес:
— Возможно, она искана убежища. Иногда мы берем в Вороний замок и бездомных женщин, равно как и мужчин. Вы ведь видели их, они часто помотают Мэри по дому, пока нам не удастся отыскать для них более подходящее пристанище.
— Да, — кивнула Розали, в горле ее по-прежнему было сухо. — Моя сестра прошептала: «Забери меня к нему, пожалуйста». Я подумала… подумала, возможно, она любила вас, но теперь вижу, бедняжка даже с вами не встречалась, Алек. Вы никому не отказываете, и Линетт должна была об этом слышать. Я все осознала только сейчас.
— Да ведь любой мог бы сказать, что все лето 1813 года я был с армией в Испании, — проговорил Алек, озвучив ее горькие сожаления. — А вы так рисковали, пустившись в расспросы по всему Лондону.
— Я полагала, что была осторожна, — попыталась оправдаться она, чувствуя непреодолимую усталость.
— Вам удалось кого-то напугать, причем довольно сильно. Не забывайте об угрозах и попытках подкупа моих людей.
Розали подняла глаза:
— За всем этим стоит совратитель Линетт?
— Я склонен так думать.
О боже. И ни слова осуждения ее грубым и несправедливым обвинениям на свой счет, глупым поступкам, множеству ошибок. Розали набрала в легкие воздух:
— Алек, мне очень жаль, я несправедливо вас подозревала, так глупо. Почему вы так добры ко мне?
Он вздохнул, поднялся и подошел к канделябру затушить еще одну мерцающую свечу.
— Возможно, не люблю несправедливость. И не судите себя слишком строго, миссис Роуленд. Напротив, я полагаю, вы поступили очень храбро, приехав в Лондон и предприняв собственные поиски.
— Линетт была моей сестрой, — просто ответила Розали, — Разве не поступил бы так каждый ради своей семьи? Разве семейная преданность не самый сильный из человеческих инстинктов?
Алек задержал дыхание.
— Ваша преданность достойна восхищения, — вот и все, что ему удалось выдавить. — У вас есть еще какие-нибудь подсказки, кроме тех фактов, что Линетт хотела стать актрисой и когда-то работала в Храме красоты?
Она рассказала ему о театре Марчмонта и тайной тетради записей доктора Барнарда, спрятанной в «Мифологической библиотеке» Аполлодора. Он внимательно ее выслушал.
