Сабрина Джеффрис - Маркиз должен жениться
Оливер застонал. Снова ревность, беспощадная, терзающая сердце ревность. Спасти его может только одно — он должен уложить ее в свою постель!
Да, это выход. Он получит ее, и наваждение кончится. Он сможет вернуться к привычной жизни. Так он и сделает, и никакие братья его не остановят.
Оливер достаточно терпел, позволял им играть в их игры. Этого больше не будет. Мария принадлежит ему, и только ему. Осталось лишь убедить ее в этом. Если для этого нужно поиграть в святого Валентина — видит Бог, он готов!
— Вот что я вам скажу, — заявил он. — Вы оба достаточно повеселились за мой счет, теперь — все.
Джаррет весело ухмыльнулся. Братья переглянулись.
— Не знаю, о чем это он, — заявил Джаррет. — А ты?
— Понятия не имею, — отозвался Гейб.
— Тогда я вам сейчас покажу. — Оливер выхватил фиалки из рук Гейба и заколотил в дверь Марии, перекрывая своей фигурой весь дверной проем. Братья не успели и слова сказать, как дверь распахнулась, Мария выглянула наружу и удивленно воскликнула: — Оливер! Что ты здесь делаешь?
Оливер язык проглотил. Поверх полотняной ночной рубашки на девушке был белый халат, застегнутый сверху донизу и скромный, как одеяние монахини. Но один ее вид в столь целомудренном наряде возбудил Оливера больше, чем все девицы в заведении Полли. Остается лишь швырнуть ее на постель и получить все, что ему нужно.
Ничего такого Оливер, конечно, не сделал, а протянул ей букет:
— Это вам в честь Дня святого Валентина.
Казалось, ее голубые глаза подернулись льдом.
— Отнесите их своим подругам в бордель. Мне они не нужны.
— Мария, пожалуйста, позвольте мне объяснить, — хрипло пробормотал он.
— Вы мне ничего не обязаны объяснять. — Она оглянулась на Бетти, которая стояла спиной, но явно прислушивалась. — В конце концов, я лишь изображаю вашу невесту. А теперь извините…
— Нет. — Если бы он не заметил, как блеснули слезы в ее глазах, он мог бы уйти, но теперь — нет.
Он обидел ее. Когда-то Оливер сам себе поклялся, что никогда не обидит женщину. Отчасти поэтому он стремился только к случайным связям. Если к нему привязывались, он всегда успевал прервать отношения раньше, чем положение становилось серьезным.
И вот он обидел Марию, женщину, которой он меньше всего хотел причинить вред. Сейчас Оливер был готов на все, лишь бы стереть с ее лица это скорбное выражение.
— Я — первый мужчина, которого вы сегодня увидели, так что я стал вашим официальным кавалером — Валентином.
Мария горько усмехнулась:
— Из-за глупого предрассудка?
— Из-за того, что мне этого хочется, — негромко произнес он. — И вам этого тоже хочется.
Ее взгляд мог бы насквозь пронзить камень.
— Хочется получить в кавалеры пьяного дебошира, только что вынырнувшего из постели падшей женщины? Ни за что! — И она захлопнула перед ним дверь.
Братья расхохотались, но Оливер не обратил на них внимания. Он не винил Марию, у нее были причины сердиться. Но это ничего не меняло. Так или иначе, она будет принадлежать ему, будет лежать в его постели!
Глава 17
Почти весь День святого Валентина Марии без труда удавалось избегать Оливера, который скорее всего отсыпался после бурной ночи. Какое ей до этого дело, говорила себе девушка. Урок должен пойти ей впрок. И даже прекрасный букет ирисов, который он прислал после полудня, не изменил ее настроения.
Сейчас, одеваясь к балу, она хвалила себя за силу воли, зато, что вспоминала Оливера не более полудюжины раз. «В час», — заканчивала мысль ее совесть.
— И еще вот это, — пробормотала Бетти, пристраивая последнее страусовое перо в изысканную прическу Марии.
Селия утверждала, что в нынешнем сезоне модно, чтобы перья свободно ниспадали с головы дамы. Марии оставалось только надеяться, что они не «ниспадут» окончательно — прямо на пол.
— Вы так мило выглядите, мисс, — оглядев Марию, заметила Бетти.
— Если и так, — возразила Мария, — то только благодаря твоим стараниям.
Бетти покраснела и опустила голову.
— Спасибо, мисс.
Поразительно, как изменилась Бетти, когда Мария решила прислушаться к совету Оливера и позволить ей исполнять массу дел, которые Мария привыкла делать сама. Бетти просто светилась от гордости и как на крыльях порхала вокруг своей госпожи.
Еще раз придирчиво оглядев шелковое платье цвета слоновой кости, Бетти сказала:
— Смею заметить, что его светлость язык проглотит, когда вас увидит.
— Ну, если проглотит, то пусть им и поперхнется, — пробормотала себе под нос Мария.
Лукаво улыбнувшись, Бетти расправила пышную драпировку из прозрачного гипюра на груди у Марии.
— Джон сказал, что его светлость не притронулся ни к одной из девиц в борделе. Хозяйка уж так старалась угодить ему, но он отказался от всех.
— Что-то я сомневаюсь.
Но Бетти не сдавалась, пытаясь спасти подмоченную репутацию своего господина.
— Потом лорд Стоунвилл поехал в театр, но быстро ушел оттуда, не прихватив с собой ни одной танцорки. Джон говорит, такого раньше не бывало.
Мария закатила глаза, но крошечная частичка ее души, та, что хотела верить услышанному, возликовала.
Бетти протерла рукавом золотую мозаику орнамента под грудью Марии и продолжила:
— Джон говорит, что хозяин просто напился и вернулся домой, не притронувшись ни к одной женщине. Джон говорит…
— Джон все это придумал, чтобы прикрыть своего господина.
— О нет, мисс. Джон никогда не врет. И я точно вам говорю, его светлость никогда не возвращался так рано, да еще без… То есть, я имею в виду, что в городе, в эктонском доме, он, бывало, привозил с собой девиц, одну или две… ну, вы понимаете…
— Бог с ним, — оборвала ее Мария и схватила веер. — Он не притащил сюда своих шлюх только потому, что здесь его бабушка и сестры. В Эктоне он жил холостяком. Здесь все по-другому.
— Наверное, вы правы, — уныло согласилась Бетти.
— Все равно благодарю, что ты пыталась поддержать меня, — мягко произнесла Мария. — Ты очень добра ко мне, я это ценю.
Бетти расцвела на глазах. Как мало надо, чтобы ее порадовать.
Мария направилась к лестнице. Все уже собрались в холле. Ей не придется оставаться наедине с Оливером, не придется слушать его оправдания. Еще хуже будет, если он и не подумает оправдываться. Нельзя ей думать о нем, особенно сейчас, когда он жарким взглядом следит, как она спускается, и этот взгляд прожигает ее насквозь. О Господи, до чего он хорош! Слишком хорош. Неудивительно, что эта грешная утонченность сводила женщин с ума, заставляла тонуть вместе с ним в любой бездне, куда он их увлекал.