Карен Рэнни - Невеста для герцога
Тесса села, кивнула кучеру и сделала через открытую дверцу знак лакею.
— Где в Лондоне можно развлечься? — спросила она, когда он подошел ближе. Тесса говорила тихо, помня о любопытном кучере.
— Ваша светлость? — Лакей согнулся почти вдвое. Фонари кареты освещали его лицо и румянец, рдевший на его щеках.
— Если бы вы были мужчиной, что бы вы выбрали? Он кашлянул и посмотрел наверх, а потом на многолюдную улицу.
— Здесь очень много таких мест, ваша светлость.
— Ну и куда бы вы поехали играть?
— Если бы был аристократом? — У него была совершенно очаровательная улыбка.
— Герцогом.
Он моргнул.
— Тогда есть только три места, ваша светлость, которые я мог бы рекомендовать. — Он назвал их, и она попросила его дать адрес каждого кучеру.
— Где, черт возьми, вы были?
Дверь открыл дворецкий, который отступил, поклонился и беззвучно затворил дверь, прежде чем раствориться в тени.
Тесса стянула перчатки — нелегкая задача, поскольку она носила их уже несколько часов. Казалось, что они срослись с ней, как вторая кожа. Слева от нее была гостиная, справа коридор к кухне. Перед ней поднималась величественная лестница на верхние этажи, а рядом с ней приемная, ведущая к кабинету Джереда, библиотеке и маленькой столовой. Комнаты для приема гостей располагались на втором этаже, их покои — на третьем. Это был вполне респектабельный дом, обставленный со вкусом и наполненный бесценными вещами.
А его владелец стоял всего в десяти футах от нее, глядя на нее мрачно, как на непрошеного гостя. Он не повторил вопрос, едва сдерживая гнев. Это было вполне очевидно по тому, как он сжимал и разжимал кулаки, и по этому его взгляду, который не отрывался от нее ни на мгновение с того момента, как открылась дверь. Она буквально чувствовала его.
— Я уже привыкла, что мои ночи превратились в дни, а дни в ночи, Джеред. Ну разве это не необычно? Я чувствую себя совершенно бодрой, даже учитывая, что уже почти три часа ночи. Как вы думаете, почему это?
Он шагнул ближе. Выражение его лица было совсем не дружелюбным, но Тесса решила, что его трудно винить. Он был полностью одет; единственная уступка позднему часу заключалась в том, что он снял фрак. Во всем остальном он был таким же, как всегда, — собранным, подтянутым. Мужчина в расцвете лет, одаренный красивой внешностью и здоровьем, чертами лица, которые были идеальны сами по себе, но вместе создавали образ, достойный внимания скульптора.
Это странное чувство снова нахлынуло на нее, как будто она не могла контролировать свое дыхание, как будто ее сердце вырывалось из груди.
Тесса вздохнула.
— Ответьте сначала на мой вопрос, Джеред, тогда я отвечу на ваш. Где вы были целую неделю?
Его глаза сверкали как вспышки молнии — предупреждение о надвигающейся буре.
— На верфи. Инспектировал, как трудятся корабелы, если вам угодно.
— Я разыскивала вас, — призналась она.
— А зачем?
— Должна же я знать, где находится мой супруг.
— И куда же вы направились на поиски?
— Боюсь, я немного подмочила вашу репутацию.
— Объяснитесь, — резко прозвучал его голос.
Тесса прошла мимо него и подобрала юбку правой рукой, готовясь подняться по лестнице. Другая, сжимавшая перчатки, легла на перила.
— Вас, без сомнения, повеселят истории о таинственной женщине, приезжавшей справляться о вас в ваши игорные клубы. — Она перечислила названия заведений, и каждый раз он напрягался все сильнее. Она и правда не могла смотреть ему в лицо, и в эти глаза Мэндевиллов, поэтому глядела в пол.
Но он больше не задавал вопросов и не двигался, даже не повернул голову, так что она не могла больше видеть его лицо.
— Это уж слишком даже для вас, Тесса.
Он резко повернулся и вышел, не оглянувшись.
Глава 21
«Она милая девочка, ты будешь гордиться ею. Умная, здоровая. Лучше жены не найдешь». Слова дяди пронеслись в его мозгу. Так же, как и другие замечания. Полин, которая неплохо разбиралась в людях, сказала, что Тесса очаровательное дитя.
«Я задаю слишком много вопросов, и у меня прискорбная привычка говорить все, что придет в голову, до того, как я подумаю. Это очень мешает». Она так и не переросла эти привычки.
Высший свет не живет по правилу, что, если ты не можешь сказать ничего хорошего о человеке, промолчи. Сплетни затихали до того момента, когда человек доказывал, что о нем стоит говорить или осуждать. Тесса сделала все, что могла, чтобы обеспечить себе место в сборнике историй светских гарпий. Кричала на него в театре, устроила из себя посмешище, таскаясь за ним по Лондону, как ищейка. Он не удивился бы, если бы она стала темой для жарких обсуждений по всему городу. То, что он не слышал сплетен, в большей степени объяснялось его нежеланием в них вникать, а не благородством и сдержанностью его знакомых. Ни у кого просто не хватало смелости рассказать ему.
И все же она осмелилась смотреть на него так, как будто обнаружила в нем какой-то прискорбный недостаток. Как будто он был недостоин даже ее презрения.
Джеред медленно поднялся по лестнице. Она была как пламя, а он был тем самым пресловутым мотыльком. Он помедлил и вошел через соединяющую их покои дверь без стука. Ему же не нужно спрашивать у нее позволения войти.
Тесса обернулась, когда он вошел. Горничной при ней не было.
На ней была прозрачная шелковая рубашка; она не скрывала ничего. Ее груди выпирали вперед, натягивая ткань, словно проверяя ее на прочность. Соски были большими, темно-коралловыми, с торчащими кончиками, дразнящими своей выпуклостью сквозь тонкую ткань. Ему захотелось целовать их сквозь материал, обжечь ее своим влажным ртом. Вместо этого он подошел ближе, протянул руку и положил ладонь на ее левую грудь. Она задрожала, но не отстранилась.
— Тесса? — Его голос был само соблазнение — теплый, бархатный. Она подняла руки и положила ему на плечи. Прикосновения ее пальцев к его коже там, где шея переходит в грудь, было достаточно. И все же он не поцеловал ее, а просто стоял и вдыхал ее аромат. Лаванда и лимон. Она стояла перед ним в облаке распущенных волос, дыша так тяжело, что он знал, что она возбуждена одним только фактом его присутствия. И все же он не двигался, довольствуясь наслаждением моментом.
— Да? — наконец произнесла она. Слово, которое было высечено в граните тупым резцом, подумал Джеред, за все то бесконечное время, потребовавшееся, чтобы его произнести. А ведь это было всего несколько секунд, подумал он со слабой улыбкой. Его пальцы дрожали, сердце гулко билось.
