Лариса Шкатула - Вдова живого мужа
— Наверное, потолще, — подумав, решил Адонис.
— Тогда распорядись, пусть принесут мне сарафан и побольше еды!
Он рассмеялся.
— Хочешь сказать, что не боишься?
— Нисколько.
— Браво! Прямо женщина-гусар. Лихая и отчаянная… Неужели ты не хочешь жить?
— Не то чтобы не хочу, но так, как живешь здесь ты… Уж лучше — в жертву!
— Считаешь, я живу жизнью презренной?
— А ты думаешь, главное твое предназначение — удовлетворение похоти?
— Ты, Олюшка, заговорила, как ханжа. Выходит, то, что было между нами — только похоть?
Она смутилась, потому что хотела лишь вывести его из этого состояния самоуспокоенности, а вовсе не хаять их отношения!
— Извини, я хотела сказать, что ты можешь больше, чем просто служить Эросу.
— Той же палкой, но другим концом! — усмехнулся Евгений.
Наташа не могла понять, чего вдруг её "разобрало"? Так и тянуло озорничать. Будто бес в неё вселился. Их "многоступенчатое" воинство её боится!..
— Боитесь? — она поднялась во весь рост и, набросив на себя край мехового покрывала, состроила воинственную гримасу. — Так бойтесь, бойтесь меня, слуги Арала, сильные мужчины, тренирующие свое тело! Я буду пугать вас даже мертвая! Стану приходить к вам по ночам в белом покрывале, мучить кошмарами и душить, душить. А вы будете просыпаться в холодном поту и проклинать тот день и час, когда подняли нож на мое юное, беззащитное тело!.. Ну как?
— Девчонка, — вздохнул он. — Я тебе о серьезном, а ты дурачишься.
Но Наташа никак не могла угомониться. Она подошла к сидящему на краю кровати Евгению и забралась к нему на колени, сказав доверчиво:
— Тебя я душить не стану, в память о наших незабываемых ночах.
— Да что с тобой? — слегка потряс он её.
— Ничего. Наверное, во всем виновата балка, которая во время пожара в цирке упала мне на голову.
Она слезла с колен и перебралась на кровать.
— Я, пожалуй, посплю, а ты не забудь насчет сарафана. И пусть мне выделят какую-нибудь комнатку, где я могла бы пожить. До своего жертвоприношения.
Наташе, конечно, не было все равно, убьют её или не убьют, а только в этот момент она почувствовала вдруг такую усталость, что даже собственное будущее отодвинулось для неё на второй план. "А и вправду поспи, внученька, утро вечера мудренее!" — сказал у неё в голове голос кого-то из прабабок.
— Мудрое решение, — согласился и Евгений, тоже вползая под одеяло.
— И попрошу рукам воли не давать! — пробормотала она, засыпая.
— Обещаю, — вздохнул он и положил свою руку ей под голову. "Удивительная женщина! Не знаю, сможет ли она погубить Аралхамад, но меня в плен она уже взяла… "
Саттар-ака проснулся в дурном расположении духа. За последние десять дней такое случалось с ним не раз. И во всем была виновата эта зеленоглазая валькирия, которую притащил в Аралхамад его любимый ученик!
Рогнеда посоветовала ему сходить в Терем, развеяться. Странно, но к юным искусницам любовного ремесла она его не ревновала — "мужчине нужно больше", — а с появлением Пансемы будто взбесилась.
— Со скалы брошусь! — кричала. — Только посмей с нею хоть ночь провести!
"Угрожать всемогущему! — вяло возмутился маг. — Неужели и вправду наше солнце на закат повернуло?"
Он не хотел признаваться даже себе, что боится новенькую. Никто, кроме него, её всерьез не принял. Рогнеда в Пансеме лишь соперницу увидела. Самец Адонис — лишь женщину страстную, ему под стать. Вот кому рассуждать не надо. Долбит, словно дятел, и вся недолга!
Лишь он, Саттар, которому провидение дало третий глаз, понял, как сильна своей магией зеленоглазая. Конечно, она ещё незрелая, своей силы не осознает. Будто Илья-Муромец, что все ещё на печи лежит. Ну а когда осознает? Вон, на днях походя мысленно стукнула его по лбу. Наверняка без особого для себя напряжения. А у него три дня голова гудела, точно бубен шамана…
Бубен. Выходит, помнит, хотя и прошло с тех пор пятьдесят лет. Утащили его слуги Арала из родного дома. Под покровом ночи унесли. Солнцепоклонники тогда с его народом торговали. Большой бакшиш [15] дал им дядя Эдигэй, чтобы ненавистный племянник дорогу к престолу ему не заступал. Так и живет здесь. Имя свое забыл. Чужую веру принял. Имя-то новое дали, как приросло, а вот с верой посложнее. Над именем поначалу смеялся. Маленький был, глупый.
— Ха-ха-ха! Саттар? Точно собаку кличут…
Привык. Солнцу служить тоже привык, хотя и понимает: жив Саттар, нет, принесет ли он кого в жертву — солнце как всходило на востоке, а уходило на западе, так и будет…
Он одернул себя: перед собой-то зачем притворяться? Первослужители двести лет назад — может, и верили. И сокровища копили, чтобы с их помощью на весь мир распространить свое учение. А они? Зачем приумножают? По привычке?
Вон белые у красных эшелон с золотом угнали. Эшелон! И что, жизнь остановилась? Или красные слабее стали? Пояса подтянули, а там — ещё нароют!
Что можно купить на сокровища солнцепоклонников? Город? Небольшую страну, вроде Голландии или Норвегии? Или что-нибудь небольшое, но пониже экватора, колониальное, африканское… Он горько рассмеялся. Талантливый англичанин Редьярд Киплинг в своей "Книге джунглей" вывел его образ: старый змей, без зубов и яда, сторожащий сокровища погибшего города!
Пока зеленоглазая в руках Адониса, он может не беспокоиться о судьбе Аралхамада, но, увы, все проходит. Завтра она ему надоест, как и все до нее, и получай всемогущий ещё одну головную боль! Как раньше все было хорошо. Месяц сменялся месяцем, ритуал — ритуалом. Для сокровищницы недавно пришлось прорыть дополнительную залу, предыдущая стала мала. Да теперь придется посылать слуг в экспедицию — надо же сбывать добытое в обмен на деньги, деньги на продукты: ещё немного — и придется трогать неприкосновенный запас…
— Нет ничего хуже смутного времени! — вздохнул Саттар-ака; но то были все, как говорится, временные трудности, их и раньше в истории Аралхамада было предостаточно, но до сих пор ни одна не грозила ему гибелью.
Еще один момент смущал всемогущего мага: ни разу прежде Аралу не приносили в жертву женщин. Таков закон: Бог нуждается в мужской крови, так было из года в год. И если Арал не примет женщину-жертву, то он так же уничтожит Аралхамад, как это сделала бы она.
Думай, маг, думай! Но ничего на ум не приходило. Надо будет посоветоваться с Адонисом, он её уже изучил. Должны же быть у этой женщины уязвимые места! Может, просто убить ее? Наверно, она угрозу сразу почувствует и примет меры. Живучая необыкновенно!
Другая бы месяца два после такого в постели провалялась, а эта через десять дней расхаживает по всему Аралхамаду, да ещё любви предается, для чего силы нужны немалые. Учитывая Адонисову ненасытность…
Алька услышал, как большие часы из зала собраний пробили пять раз. Сейчас начнут подниматься повара. Те, что готовят для посвященных и для Терема, те, что готовят для разного рода мастеровых и те, что готовят для рабов. Последним особо разнообразить меню не приходится. А встают рано, потому что через час объявят подъем для рудокопов нижних этажей. Тех, что работают в самих тяжелых условиях. Тех, что не пожелали склонить головы перед великой властью Арала. Непокорных, провинившихся, тех, что не выполняли норму, лентяев всех мастей — словом, всякую шушеру. Так считали послушники, которые никогда не общались с низшими и не спускались в их камеры. Надзор за ними осуществляли те же пленники, но заслужившие у властей Аралхамада повышение за свое рвение к работе. Они тем старательнее выражали это рвение, что могли получить повышение — выйти в мастеровые: повара, сапожники, уборщики и прочую прислугу, уже пользующуюся определенными привилегиями, как то лучшая еда и даже возможность иметь семью. После двадцати пяти лет девушки Терема все ещё не теряли своей привлекательности и способности к деторождению, так что, если повезет, можно было рассчитывать на жену-красотку, детишек и приличную еду…
Религия солнцепоклонников отличалась некоторыми запретами для посвятивших себя её служению. Женщин разрешалось любить, но нельзя было иметь семью. Разрешалось любить вкусную еду, носить драгоценности — любовь к ним даже поощрялась, ибо имеющий их в достаточном количестве отличался от сотоварищей, как Георгиевский кавалер от солдат, не имеющих воинских наград. Драгоценностями одарялся всякий, оказавший ту или иную услугу Аралхамаду. Таких посвященных всемогущий маг одаривал самолично; особо отличившийся мог выбрать драгоценность прямо в сокровищнице.
Посвященные друг другу не завидовали, но к полезным деяниям стремились. Сокровища давали человеку ощущение свободы и собственной значимости. Когда солнцепоклонник умирал, заработанные им драгоценности возвращались в сокровищницу.
За двести лет существования случаев воровства из сокровищницы не отмечалось. Правда, и количество своих богатств солнцепоклонники знали лишь приблизительно. Вначале их считали скрупулезно. Была даже такая обязанность — хранитель сокровищ, который вел им строгий учет. Но зачем учитывать то, что лежит почти без движения? То есть за поступление спрашивали строго вырабатывать рабы должны были не меньше установленной нормы, а дальше…
