Жан Марат - Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)
— Нет, отец, — отвечал я, обнимая его, — я вас не покину; пока остаетесь вы, я разделяю с вами случайности судьбы.
Тогда произошла между нами довольно трогательная сцена. Я чувствовал, как у меня глубоко в сердце зарождался какой-то мир, спокойствие.
Дорогой Панин, это сладостное впечатление еще длится. Когда я обязан был оставить Варшаву, мне казалось, что я потерял отца; сегодня мне кажется, что я его снова нашел.
Кразилов, 10 сентября 1770 г.
LXV.
Софья двоюродной сестре.
В Белу.
Я близка к минуте увидеть того, кто мне дороже всего на свете. Вот я в костюме для верховой езды и иду к месту, которое указал мне Сантерр.
— Там-то, говорила я себе, приближаясь, предмет моих самых сладостных надежд.
Мое сердце трепетало от удовольствия, и я не чувствовала себя от нетерпения.
Наконец, я на месте. После нескольких расспросов узнаю, что Густав в окрестностях: мои желания, по-видимому, исполняются. Наступает ночь, и я вздыхаю по восходе солнца. Каким оно мне казалось ленивым.
Хотя я и была утомлена, но сон долго не смыкал моих глаз: любовь держала их открытыми, сладостная надежда льстила моим желанием, и мой ум предавался самым приятным представлением.
Уже я верила, что предвкушаю прелесть упоительных ночей, любовно сближающих уже милых друг другу; я верила, что чувствую очаровательные восторги двух влюбленных сердец; моя душа погружалась в радостное настроение. Наконец, среди восхитительных мыслей, сон овладел моими чувствами. Образ Густава преследовал меня и на лоне покоя.
Но какие обманчивые видения возмутили тогда мой дух? Я видела, что перенесена в очарованное место; я поджидала Густава на ложе из роз, у подножья большего тенистого дерева.
Возле меня бежал шепча ручеек с волной более чистой, чем кристалл, а птицы, скрытые в листве, наполняли воздух своими любовными песнями.
Толпа гениев-малюток окружала меня; одни предлагали мне чудные плоды всевозможных сортов, другие подносили гирлянды из цветов; а грации старались служить мне, легкие, полунагие нимфы плясали вокруг меня на зеленом ковре, расцвеченном фиалками и бархатцами.
Амур прятался за миртовым кустом и пускал в меня, улыбаясь с лукавым видом, стрелы.
Моя душа изнемогала от сладостной истомы. Полная страстного нетерпения, я вздыхала по моем возлюбленном.
Он является, наконец, приближается ко мне, я стремлюсь к нему, хочу его обнять, но он мгновенно удаляется; я бегу, чтобы настичь его, он все убегает и, кажется, играет моею страстью. Наконец, я вижу, что преследую неуловимую, упорно от меня бегущую тень.
Вдруг сцена изменилась, и я увидела себя в мрачном лесу.
В нескольких шагах был темный грот. Невидимая рука вовлекла меня туда помимо моей воли. По мере того, как я туда углубляюсь, я открываю, при мрачном свете нескольких факелов, фурий с бичами в руках. Меня охватывает ужас при их приближении.
Я была в ужасном волнении, ничто не равнялось моей тревоге. Я проснулась, наконец, и нашла себя в постели, всю в поту и в слезах.
Говорят, что сновидения ничего не значат; однако, признаюсь тебе, этот сон меня печалит.
Говорят, что сновидения ничего не значат; однако, признаюсь тебе, этот сон меня печалит.
Кразилов, 16 сентября 1770 г.
LXVІ.
От той же к той же.
В Белу.
Ах, Розетта, я видела дорогого друга. Но как он, на мой взгляд изменился! На лице; его чувствуется загар. У него нет более той деликатной грации, которая является цветом первой юности. Открытое обращение и смех, которые он вносил с собою повсюду, сменились тихою томностью, придающей ему вид более нежный. Он менее красив, но более интересен.
При взгляде на него я почувствовала, как я страшно возбуждена. Мысль обо всем, что может замедлить мое счастие, была для меня невыносима, но чем сильнее было мое нетерпение, темь большую я чувствовала необходимость скрывать его.
— В Розиске, — говорила я, — ожидает меня любовь. Там, словно одни во вселенной, мы будем исключительно друг для друга. Он всегда показывал мне дружеское расположение; — от дружбы же до любви легко поскользнуться в нашем возрасте. Но надо от него скрыть мой план, если он в него проникнет, я погибла. Увезти его в мое поместье? Предприятие — деликатное и полное опасностей.
Помучившись, придумывая способы действования, я, наконец, остановилась на следующем:
— Сделаем смуглее этот лилейный цвет лица, эту белую шею, эти белые руки; устроим молодые усики, примем имя, которое может быть ему знакомо, пойдем искать его под военным платьем и постараемся сойтись с ним. Он в горе, его сердце нуждается в утешении; льстя его горести, мы сможем добиться его доверия, и так как он носит оружие лишь с сожалением, выразим то же отвращение к ремеслу воина.
С утра я приступила к приведению моего плана в исполнение.
Я выследила Густава и ухватилась за все случаи попасться ему на глаза. Он имел обыкновение прогуливаться один в леску за городом. Я отправилась туда также.
Образ грусти имеет привлекательность для несчастных. Я приняла печальный вид, Густав его заметил и скоро уже сам искал встреч со мной. Я добилась, что сделала их для него приятными, а затем и необходимыми.
Следуя состоянию его души, я обнаружила отвращение к ремеслу воина. Он доверил мне свое намерение оставить его. Я сделала подобное же признание.
Я пригласила его провести несколько дней в имении моего близкого родственника. Я ему сказала, что это имение находится по дороге и наконец добилась, что он за мной последовал.
Вот мы в пути; мои люди были предупреждены, мы приезжаем, нам подают прохладительные напитки. Так как он мне показался утомленным, то я настояла, чтобы он немного отдохнул до ужина. В ожидании я занялась моими приготовлениями. Все скоро было в порядке.
Усталая сама, я не могу однако сомкнуть глаз. Делаю из минут, которые мне остаются, пока он сойдет вниз, возможно лучшее употребление: беседую с тобой. Я сообщаю теперь о моей проделке: немного терпение, и я извещу тебя о ее успехе.
Розиск, 24 сентября 1770 г.
LXVII.
Густав Сигизмунду.
Да, она еще жива, моя Люцила; мои глаза ее видели, мои руки ее касались, я прижимал ее к своей влюбленной груди. Ах! Я чувствую, как возрождаюсь, печали бегут предо мною, воспоминание о несчастиях исчезаете, как тяжелый сон, мое поблекшее от грусти сердце распускается от радости и раскрывается навстречу сладостному впечатлению удовольствия. Как эти первые чувствования живы! Боги! Какая очаровательная дрожь передается по всем моим жилам! Как упоительно потрясена моя душа! Каким потоком сладостной истомы я наводнен!
