Виктория Холт - Гордость Павлина
— Не думаете ли вы, что было бы лучше вообще оставить эту затею? — спросила я.
— Что?! А платье, а оглашение?.. — неожиданно он очень серьезно добавил: — А как же Бен?
— Мне это все ненавистно, — страстно воскликнула я.
— Вы хотите сказать, что ненавидите меня?
— Думайте что хотите.
— Крепкая основа будущего брака, — насмешливо произнес он. — Говорят, что со временем чувства меняются, во всяком случае ваше отношение не может измениться к худшему, так как хуже быть не может.
— Не кажется ли вам все это фарсом?
— Жизнь часто бывает еще нелепее.
— Но не так, как эта немыслимая свадьба.
— А вы не думаете, что это положение довольно пикантно? Вы и я пойдем в церковь и принесем обеты, но все, что мы дадим клятву исполнить, будет ложью, ведь мы обещали себе не делать этого. Женитьба — это ожидание потомства. Это главное. Но для нас женитьба — это… одно название.
— Это ваше выражение, — сказала я.
— Оно подходит. Оно точно передает значение нашего союза. Мы скажем — любить и беречь, а вы объявляете мне, что ненавидите меня.
— У вас не меньше причин желать прекращения этой пародии.
— Но мы же не собираемся делать это, правда? Вы согласны с тем, что мы оба благоразумные люди? Слишком много можно выиграть и слишком много потерять. Сделаем так, как лучше. Кто знает, может, мне удастся сделать из вас неплохую наездницу, а вы сможете держать меня на расстоянии.
Внезапно его глаза заблестели, и я увидела в них гордость, которая, как я начинала думать, была главной чертой его характера. Он вышел из себя, потому что меня не привлекала его мужественность… его сила… или что там еще.
— Позвольте мне сказать, — гневно произнес он, — я думаю, что второго мы достигнем быстрее.
Мы повернули наших коней к Оукланду. Аллюром, как сухо сказал он, потому что это в моих силах. Конечно, я ненавидела его, а он, казалось, презирал меня. Ну что же, значит, не было необходимости волноваться, потому что я могла не бояться его излишнего внимания ко мне. И оттого, что он так откровенно сказал мне об этом, я начала упрямо надеяться на его внимание, безусловно, только для того, чтобы дать ему отпор.
* * *Слуги были в волнении перед свадьбой. Мириам пекла свадебный пирог, даже бабушка стала добрее ко мне, а дедушка считал меня спасительницей семейного достояния. Бен обычно лежал в постели или сидел в кресле, посмеиваясь про себя. Все ожидали этой свадьбы, — все, кроме невесты и жениха.
Джосс настоял, чтобы я дважды в день ездила верхом.
— Это необходимо, — говорил он, — вы должны научиться управлять лошадью до отъезда в Австралию.
Я поняла, что он прав, и решила не обращать внимания на его покровительственный вид. Я обещала себе, что не буду зависеть от него, как только обучусь этому виду спорта, да и на самом деле езда верхом нравилась мне все больше. Он никогда не хвалил меня, и в душе я обвиняла его в этом. Про себя я всегда называла его Павлином.
Наконец наступил день свадьбы. Как во сне я стояла у алтаря, когда преподобный Джаспер Грей венчал нас.
Я дрожала от волнения, когда Джосс надевал мне на палец кольцо, хотя не могла определить причину.
Конечно, мое состояние можно было понять, но если быть честной до конца, то я должна заметить, что если бы мне предложили отменить мое обручение, я отказалась бы.
Бен был в церкви. Банкер привез его туда. Я видела, что он удовлетворен, его желание исполнилось.
Мириам играла на органе свадебный марш, и когда под руку с Джоссом Мэдденом я вошла в придел, то увидела, что в глазах Ксавье, бабушки и дедушки сияет нескрываемая радость. Я вспомнила слова бабушки, что Бог вернул семье Оукланд за все то, что они сделали для меня. Это награда за их добродетель.
Мы отправились в Дауэр Хауз, где был прием, а позднее Джосс и я перешли мостик и вернулись в Оукланд Холл.
Бен был в спальне, но он просил передать нам, что хотел бы повидать нас, когда мы придем. Он сидел в постели, глаза его сияли.
— Сегодня вы сделали Бена Хенникера счастливым, — сказал он. — Подойдите и сядьте возле меня. Так, хорошо. Дайте мне ваши руки. Когда-нибудь вы будете благословлять этот день. А теперь я хочу вам кое-что сказать.
— Вы измучены, Бен, и вам необходимо отдохнуть, — сказала я.
— Сначала я все вам скажу. Вы знаете историю Зеленого луча. Вы знаете, что я отвез его в Австралию, хотя все думали, что он потерян. Я должен был сделать для него тайник. Только вы оба узнаете, где он. Теперь этот опал принадлежит вам. А тайник… я сделал его сам, так чтобы никто об этом не догадался. Джосс, ты, конечно, помнишь картину «Гордость павлина» в гостиной. На этой картине, Джесси, изображена лужайка перед нашим домом, а на ней великолепный павлин. Картина в прекрасной раме из позолоченного резного дерева. Рама плотная… очень плотная. В правом углу рамы есть пружинка. Никто не знает, что она там есть. Все устроено очень хитро. Вы нажимаете на пружинку, и кусочек рамы открывается, как дверь. Там в углублении, завернутый в вату, лежит опал. Я много раз закрывался в комнате, вынимал его и восторгался им. Итак, теперь этот опал ваш. Вы можете делать с ним что хотите.
Он был очень возбужден. Я так тревожилась за него, что постаралась успокоить.
— Спасибо, Бен. Пожалуйста, отдохните теперь. Все уже решено.
Он кивнул головой. Джосс сжал его руку, и мгновение они пристально смотрели друг на друга. Затем я наклонилась и поцеловала его.
— Да благословит вас Бог, — сказал он, и мы вышли из комнаты.
Для нас были приготовлены свадебные покои. Очевидно, невесты пользовались ими в Оукланде многие века. Я со страхом вошла туда. Джосс закрыл за собой дверь. Он стоял на пороге и насмешливо смотрел на меня.
— Говорят, что все хозяйки Оукланд Холла проводили в этой комнате свою первую брачную ночь, — сказал он.
Я быстро взглянула на огромную кровать. Он следил за моим взглядом, и я знала, что он развлекается.
— Это совершенно особый случай, — сказала я.
— Каждому его случай всегда кажется особенным, — ответил он.
Он прошелся по комнате.
— Здесь есть туалетная комната. Кто ее займет — я или вы?
— Так как вы говорите, что невесты в Оукланде по традиции занимают эту постель, то я и останусь здесь. Туалетная комната будет вашей. Смею сказать, вам будет там удобно.
— Остается только восхищаться вашей заботой об удобстве мужа, — сказал он.
— Итак… спокойной ночи.
Он взял мою руку и поцеловал, но не сразу отпустил ее, и я снова испугалась.
— Я думаю, вы человек слова, — сказала я.
Он слегка покачал головой.
