Лиза Бингэм - Дальняя буря
— Донован? — позвала она, легонько тряхнув мужа за плечо.
Вздрогнув, Донован проснулся.
— Что? Тебе что-то нужно?
Она успокаивающе погладила его по плечу.
— Ничего. Почему ты не едешь домой? Мне нужно остаться самое маленькое до вечера. Поезжай домой и выспись в настоящей постели.
Донован протер глаза.
— Я могу остаться. Мне не трудно.
— Донован, возвращайся домой, — стала настаивать Эсси. — Ты поможешь Сьюзан поднять детей. Поезжай.
Зевнув, он поднялся и поцеловал жену.
— Я вернусь после завтрака.
На лице Эсси отразилась растерянность. Между бровями залегла морщинка.
— Эсси?
— М-м?
Донован взял ее за подбородок.
— Что-то не так? Она вздохнула:
— Мистер Джибби… очень плох. Донован ждал, почувствовав, что она сказала не то, что собиралась.
— Донован, мистер Джибби прожил со своей женой сорок лет до того, как она умерла. У него восемь прекрасных дочерей, разлетевшихся по всему Вайомингу. Тем не менее в забытьи он зовет Дэниела.
— Не нашего Дэниела.
— Он зовет Дэниела — сыщика Пинкертонов, — уточнила Эсси.
Донован замер, не донеся шляпу до головы. Пара обменялась многозначительным взглядом. В словах не было нужды. Они уже достаточно долго жили вместе и пережили достаточно бурь, чтобы научиться читать мысли друг друга. Донован понял, что Эсси обеспокоена непонятным поведением мистера Джибби. И ей не требовалось объяснять ему, что она хочет, чтобы он постарался выяснить, что значит странная просьба аптекаря.
— Мне кажется, этот пожар не был несчастным случаем, Донован. Может, привлечь к этому делу Дэниела?
— Я возьму лампу и обойду заведение мистера Джибби. Это займет совсем немного времени, а потом я поеду домой.
Дэниел окунул кусок хлопчатобумажной ткани в миску с теплой водой, собираясь смыть кровь, сочившуюся из разбитой губы Сьюзан. Когда он дотронулся до ранки, девушка вздрогнула.
— Кто из них это сделал?
— Грант. Они называли его Грант.
— Ублюдок!
Волна гнева затопила Дэниела, когда он понял, что рукоприкладство Гранта было его личным выпадом против Дэниела. И он невольно поставил девушку под удар.
Сьюзан схватила Дэниела за руку. Их взгляды встретились. Она так пристально смотрела на Дэниела, что его ярость неожиданно сменилась удивлением. Нанесенная рана лишь укрепила Сьюзан в намерении покончить с прошлым.
— Дэниел? — Он не мог оторвать глаз от ее полной нижней губы, отливавшей шелком в неярком свете лампы. — Где ты был? Я думала, ты приедешь раньше?
Все еще закутанная в пальто Дэниела, Сьюзан выглядела маленькой и беззащитной и… необъяснимо желанной.
— Что? — рассеянно переспросил он.
— Где ты был?
— Ездил по делам.
Она сильнее сжала его руку.
— Ты не передумал? Ты все еще хочешь, чтобы я… поехала с тобой?
Этим вопросом Сьюзан высказала все свои страхи и степень своего доверия. Дэниел понимал, что, если он велит ей следовать за ним, стать ему другом и никогда не быть его возлюбленной, она так и сделает. Власть, которую она ему предлагала, была и завораживающей, и пугающей.
По сравнению с ним у нее бледная кожа, мягкие, изящные руки.
— Нет, я не передумал.
— Тогда что случилось?
Сьюзан говорила чуть охрипшим голосом, звук которого, затронув нервы Дэниела, воспламенил его. До этого он обвинял Сьюзан, что она желает от жизни большего, чем осознает, и боится этого. С ним происходило то же самое. Он хотел от жизни не просто больше — он хотел все.
— Дэниел?
— Ничего не случилось. Я встретился со своим начальником и сказал ему о том, что оставляю агентство. — Он опустил ткань в миску. — Думаю, настало время мне остепениться.
— И что он ответил? — Сьюзан затаила дыхание.
— Я могу уволиться, но сначала должен помочь ему завершить одно дело.
— Какое дело?
Дэниел отвел с лица Сьюзан прядку золотисто-каштановых волос.
— Так, ничего особенного. К концу недели я освобожусь.
— И тогда ты уволишься и уедешь из Эштона?
Дэниел отвел глаза от этого беззащитного лица. Не дождавшись ответа, девушка опустила его руку.
Чувствуя, что близость Сьюзан лишает его самообладания, Дэниел встал и прошелся по комнате. Отодвинул занавеску и посмотрел во тьму.
— Я хочу… Мне бы хотелось…
Почему так трудно говорить? Почему слова застревают в горле, как кусок глины?
Дэниел повернулся к Сьюзан. Она смотрела серьезно и решительно. Дэниел молчал. Может, он неправ? И ей лучше связать свою жизнь с кем-нибудь другим?
Девушка подошла к Крокеру и положила свою маленькую ладонь на его руку. Дэниел едва не вздрогнул Она может столько дать мужчине, если он возьмет на себя труд помочь ей побороть страхи, поймет, что ей нужно, залечит ее раны.
Дэниел невольно погладил Сьюзан по щеке. Нежная, молодая женщина — и дьявольски красивая. Сможет ли он устоять перед этой красотой и дать Сьюзан время набраться душевных сил?
— Я не буду тебе обузой, Дэниел. Я умею готовить и убирать.
— Мне нужно больше.
Девушка отстранилась, прикусив нижнюю губу.
— Значит, я тебе не нужна?
— Нет, милая, ты нужна мне. Вся ты, все, что ты можешь дать.
От волнения у Дэниела сел голос. И все же он колебался, потому что знал, что, дав слово, скорее умрет, чем нарушит его. А ведь ему придется изменить образ жизни, который он вел последние четырнадцать лет — с тех пор, как покинул приют. Он будет кому-то нужен. Причем не на короткое время, а на всю оставшуюся жизнь. В прошлом, когда он становился чьей-то опорой, случалась трагедия. Энни умерла, потому что он любил ее. И мама. Однажды, уже очень давно, он даже подверг опасности мисс Эсси, когда, защищая ее, убил в драке мальчишку. Дэниел начал верить, что несчастье следует за ним как тень.
Но отпустить Сьюзан он не может.
Дэниел опустил руку и внимательно посмотрел на склоненную голову девушки.
— Выходи за меня.
В комнате воцарилась тишина. Крокер молчал и ждал, наблюдая, как недоверие Сьюзан сменяется радостью, радость сомнением.
— Почему, Дэниел?
Вопрос поразил его. Он, конечно, не ждал, что она начнет прыгать и кричать от восторга, но такого он тоже не предвидел.
Почему? Что он мог сказать? Что он созрел для ласки и заботы? Что она, Сьюзан, кажется ему утренней зарей, заполняющей покоем его сердце?
Не желая открыть правду, он сказал:
— Потому что я всегда заботился о тебе, когда ты была маленькой, а теперь… — В глазах Сьюзан отразилась боль. Дэниел осекся и тихо ругнулся. — Нет. Не поэтому.
