Барбара Картленд - Очаровательная грешница
К тому времени они подошли к комнате домоправительницы и прошли дальше в соседнюю комнату, полностью занятую под гардеробную.
— Здесь хранится одежда, которую кто-то уже носил? — спросила Мелинда, оглядываясь вокруг.
— Совершенно верно, мисс, — ответила миссис Медоуз, — и есть прелестные вещицы. Здесь хранятся платья его светлости Пира, которые он надевал на коронацию ее величества, и одежда его отца и его деда. А также диадемы ее светлости и свадебные платья четырех поколений. Его светлость иногда дразнит меня и называет хранительницей музея. Но он недалек от истины, потому что они — часть истории Чарда. — Миссис Медоуз говорила с гордостью, но в голосе слышалась грусть. — Никогда раньше в доме не было таких дам, как эти. — Она так произнесла слово «дамы», что оно прозвучало как ругательство.
— Вот именно поэтому я должна победить ее, — сказала Мелинда. — Она просто чудовище. Не знала, что в мире есть такие женщины. Но в то же время она красавица!
— В таких людях нет красоты! — резко заметила миссис Медоуз, потом воскликнула:
— Нашла! Нашла то, что нужно, мисс. Я не вспомнила о ней раньше, потому что она хранилась с маскарадными костюмами. Но это настоящая амазонка, которую носила бабушка ее светлости, когда ездила во Францию и охотилась с Людовиком XIV. Она была очень маленького роста. Конечно, я знала ее только в очень преклонном возрасте, но у нее всегда была превосходная фигура, и сохранилось множество ее нарядов, которыми будет восторгаться еще не одно будущее поколение.
Сказав это, миссис Медоуз открыла дверцу и достала с полки амазонку из темно-синего бархата. Она была расшита серебряным шнуром и застегивалась на пуговицы из синего сапфира. Воротник украшало кружевное жабо, а на маленькой треуголке были пышные страусовые перья.
— Она восхитительна! — воскликнула Мелинда. А пуговицы! Они настоящие?
— Неужели вы думаете, что ее светлость стала бы носить что-то поддельное? — спросила миссис Медоуз. — Ну-ка, примерьте ее, мисс. Я уверена, что она будет вам впору, у меня глаз наметанный, это уж точно. А где же сапоги?
Через четверть часа Мелинда уже медленно спускалась по лестнице. Она понимала, что выглядит несколько старомодно, но амазонка была ей к лицу.
Синий бархат подчеркивал синеву ее глаз, перья спускались на щеки, настоящие кружева жабо окружали шею, а сапфиры и бриллианты сияли на пуговицах.
До нее доносились взрывы хохота из столовой, но она прошла через парадный вход и направилась к конюшне. Грумы были заняты лошадьми вновь прибывших гостей. С горячим гнедым конем Скиттлз трудно было управляться, и два грума с трудом поставили его в стойло. Главный грум, старик, с которым Мелинда уже разговаривала вчера, вышел ей навстречу.
— Вам нужна лошадь, мэм?
— Да, — ответила Мелинда. — Я хочу выехать на Громе.
Грума словно поразила молния.
— Уверен, что его светлость не позволит вам ездить на нем, мэм. Я уже говорил вам вчера, что с ним трудно управиться даже джентльмену, не говоря уже о леди.
— Я поеду на нем, — решительно сказала Мелинда. — Позвольте мне войти к нему в стойло.
— Осторожнее, мисс. Он в прошлом году так лягнул одного мальчишку, что тот провалялся в больнице три месяца.
— Я буду осторожна, — сказала Мелинда.
Она вошла в стойло. Гром прижал уши к голове при ее приближении и сердито раздул ноздри. Она заговорила с ним тем же голосом, каким она разговаривала со своими лошадьми, и очень медленно провела рукой по его шее.
— Ты мне поможешь, мальчик? — тихо проговорила она. — Ты должен показать им, на что ты способен, а я должна доказать кое-что себе самой.
Она говорила и говорила с ним, и, казалось, будто конь откликается на ее голос. В конце концов, она похлопала его по морде и повернулась к старому груму, который наблюдал за ней.
— Запрягайте его немедленно, — приказала она. — Мне кажется, он все понял.
— Отродясь не видал ничего подобного! — сказал старик, разводя руками. — Я сам его оседлаю, мэм. Не доверю его никому из мальчишек. Но не знаю уж, что скажет его светлость.
— Я проеду на нем до входной двери, — сказала Мелинда, уверенная, что будет намного легче убедить его, когда она сядет верхом, а не останется стоять рядом.
Когда вся компания вышла из столовой, наевшись до отвала холодных закусок, которые повар приготовил в последний момент, и выпив изрядное количество шампанского маркиза, Мелинда уже медленно кружила на Громе по подъездной аллее напротив дома.
— Господи боже мой! — услышала она возглас капитана Вестея. — На каком коне сидит Мелинда? Я никогда раньше не видел более великолепного животного.
— Это Гром, — ответил маркиз, и Жервез Вестей по лицу маркиза понял, что он в самом дурном расположении духа.
— С ней будет все в порядке, не так ли?
Маркиз не ответил ему и пошел к Мелинде:
— Я не позволю! Вы меня понимаете, Мелинда? Я запрещаю вам ехать на этом жеребце!
— Но я уже оседлала его, — возразила она.
— Тогда я отведу его назад в стойло и найду вам другого коня, — сказал он.
Он протянул руку и хотел взять Грома под уздцы.
Но либо жеребец не одобрил его вмешательство, либо повиновался приказу Мелинды, трудно сказать, но он поднялся на дыбы, заставив маркиза отступить на шаг, а Мелинда тем временем со знанием дела направила коня вдоль аллеи, чтобы успокоить его, — Потише, мальчик! Потише! — сказала она. — Если они испугаются, то могут помешать мне проехать на тебе, и это будет очень печально.
Из конюшни привели коня Скиттлз. Она спустилась, смеясь и ругаясь, по ступеням, И кто-то помог ей сесть в седло. Она громко приказывала принести ей то перчатки, то хлыст, перешучивалась с джентльменами, пока не оглянулась и не увидела Мелинду верхом на огромном черном жеребце. Она замолчала, прищурившись, потом захохотала:
— Боже мой! Не знала, что сегодня маскарад! Моя соперница точно приготовилась меня убить! Да, возможно, без смертоубийства не обойдется! Кто знает?
Она подождала, когда окружающие ее джентльмены рассмеются. Затем наклонилась и положила руку на плечо маркиза.
— Том принимает ставки, Дрого, — сказала она. — Поставьте на меня. Я буду рада выиграть вам кое-что.
— Спасибо, Скиттлз, но я не одобряю эти скачки, — ответил маркиз. — Я не стану ставить ни на одну из сторон.
— Ну, тогда я принесу к вашим ногам свой триумф, — тихо проговорила Скиттлз. — Ставка гораздо больше пятисот гиней, вы прекрасно понимаете меня, не так ли?
— Вы сами бились об заклад, — твердо проговорил маркиз, — я не имею к этому никакого отношения.
Мелинда, видевшая, что они разговаривают, и не имевшая возможности слышать о чем, почувствовала внезапную боль в сердце. Какой бы грязной ни была эта женщина, она была красива. Она хотела добиться маркиза и не скрывала этого от целого света. И Мелинда не знала, как ей бороться с ней.
