Анри Ренье - Шалость
Выслушав все это, г-н де Шаландр ответил очень вежливо, что он всецело покоряется воле графа де Валлеруа и что ключи от замка отныне в полном распоряжении г-на де Шазо.
Рассказав об этом, г-н де Ла Миньер добавил, что г-н де Шазо в замке От-Мотт ничего подозрительного не обнаружил. В своей части, разрушенной во время религиозных войн, замок был достаточно запущен и являл целый ряд зал, более или менее выдержанных в готическом стиле, за исключением одного прекрасного помещения позднейшей постройки, где находились две гостиные, отделанные деревянной панелью с золотым бордюром, и четыре длинных комнаты с очень хорошей обстановкой. В этих апартаментах обычно и останавливался г-н де Шаландр. Здесь не нашли ни бумаг, ни чего-либо иного, за исключением большого количества платья в зеркальной комнате, которое г-н де Шаландр, по его словам, привез из Парижа, чтобы несколько разгрузить свои гардеробные шкафы. Итак, в замке не оказалось ни подъемных люков, ни тайников. Было только обнаружено огромное количество летучих мышей и в погребе несколько бочек превосходного вина, которое г-н де Шаландр предоставил для угощения г-д драгун.
Несмотря на эти бесплодные поиски, все же оставалось впечатление, что г-н де Шаландр поддерживает какие-то сношения с капитаном Сто Лиц и что золото, потребное ему для столь безудержной картежной игры, в той или иной мере имеет связь с деньгами, которые предводитель разбойников отбирает у проезжих на большой дороге или вымогает у зажиточных обитателей города, доходя порой до весьма значительных сумм. В этом еще больше убеждало то обстоятельство, что после посещения драгунами замка От-Мотт г-н де Шаландр, как говорят, отправился в Голландию, и его отъезд не помешал капитану Сто Лиц продолжать свои подвиги, в которых он обнаружил еще большую дерзость, чем прежде. Все это, закончил г-н де Ла Миньер, весьма не благоприятствует прогулкам юных амазонок в пустынной местности. Что касается его лично, то он принял свои меры предосторожности относительно нежелательных встреч и отправился в Эспиньоль, опорожнив предварительно все карманы. Однако, хотя сегодня и будет светить луна, он предпочитает возвратиться в Вернонс еще засветло.
Девица де Фреваль молчаливо слушала рассказ г-на де Ла Миньера, в самых патетических местах прерываемый восклицаниями г-на де Вердло. Проводив г-на де Ла Миньера, г-н де Вердло продолжал свои жалобы. Неизвестно, что еще может случиться с беднягой Ла Миньером на дороге, которая кишит разбойниками! Отныне всем верховым прогулкам пришел конец. Ему вовсе не хочется, чтобы на каком-нибудь уединенном перекрестке повторилось приключение, подобное нападение на карету, когда она поднималась на «Круглыш».
Высказывал все это, г-н де Вердло умоляюще поглядывал на Анну-Клод. Она продолжала сидеть с опущенными глазами, с руками, скрещенными на коленях, словно погруженная в глубокое размышление. Сумерки наполняли темнеющую комнату, и, по мере того как росла темнота, Анна-Клод как бы все больше и больше растворялась в ней. Г-н де Вердло умолк. В эту минуту вошел Аркенен с горящим факелом в руке. Пока он зажигал канделябры, Анна-Клод поднялась со своего места. Она направилась прямо к открытой двери и вышла из комнаты. Медленно прошла она через переднюю. Добравшись до своего помещения, она ощупью открыла свой туалетный столик и вынула оттуда старательно завернутый предмет. Затем подошла к окну. Над прудом поднималась луна, нежная, почти круглая, уже серебристая. Поверхность воды сверкала. Дул мягкий ветерок, и ночь обещала быть прекрасной…
VII
Маленькая дверца, которая выходила из «Старого крыла» на двор замка, тихо приотворилась. Осторожно прикрыв ее за собой, Анна-Клод де Фреваль сделала несколько шагов вперед. Стояла глубокая полночь, и на дворе не было ни души. Он казался пустынным под высокой луной, которая сверкала в совершенно чистом небе. В сиянии ночи строения замка вырисовывались очень неясно. Все окна были темными. Девица де Фреваль шла легким шагом по осеребренной земле. Она была закутана в длинный плащ. На голове у нее сидела маленькая треуголка с золотой пряжкой. Дойдя до середины двора, она на мгновение остановилась и прислушалась. Ничто не нарушало ночного молчания. Тогда она снова тронулась с места и направилась к конюшням. Проскользнув в самое здание, она с минуту оставалась неподвижной, чтобы привыкнуть к царившей там темноте. Возле самой двери на гвозде висел фонарь. Тут же было подвешено и огниво. Засветив огарок, Анна-Клод подошла к лошадям. Те из них, которые предназначались для запряжки в карету, были тяжелыми, толстыми и ленивыми животными. Ими никогда не пользовались. Рядом стояли те, которые обычно обслуживали Аркенена, и гнедая кобыла, которую она брала иногда вместо предпочитаемого ею рыжего жеребца, очень живого и капризного, покоряющегося ее тонким рукам так же, как повиновался он крепким рукавицам капитана Сто Лиц. При ее приближении жеребец повернул к ней голову и посмотрел понимающим взглядов. Она потрепала его по шее и, отойдя прочь, сняла с гвоздей седло, удила и уздечку. Оседлав лошадь, Анна-Клод привязала ее к дверному кольцу. Потом, возвратясь к двум другим лошадям, по очереди каждой из них острым кинжалом, принесенным ею под плащом, перерезала сухожилия. Обе лошади с жалобным ржанием осели на задние ноги, а Анна-Клод заботливо вытерла окровавленное лезвие и снова опустила его в ножны. Затем, не медля больше, она вывела из конюшни оседланного ею жеребца и, следуя вдоль стены, подвела его к выезду из парка, Здесь она снова прислушалась. То же молчание окутывало спящий в лунном свете Эспиньоль.
Парк Эспиньоля был опоясан справа аллеей грабин, которая обрывалась глубоким оврагом. Девица де Фреваль дошла до этого места, все время держа лошадь под уздцы. Сквозь лиственную стену она видела залитые луною цветники. На одном из газонов высилось чучело, служившее ей целью при стрельбе из пистолета. Оно отбрасывало на траву причудливую тень. Вдруг сзади чучела Анна-Клод различила пригнувшегося человека, который, казалось, что-то искал на земле. Когда человек выпрямился, она с удивлением узнала в нем Куаффара. Что делал он здесь в такой поздний час? Она и не знала, что у него была привычка блуждать в лунном свете. Будучи прекрасным садовником, уж не простирал ли он свое рвение до того, что бодрствовал над сном своих растений и насаждений? Не приходил ли он поискать у подножия чучела сверток табаку, который положил туда по его желанию какой-нибудь контрабандист? Куаффар, должно быть, все время держится начеку; видно, как он вглядывается в окружающий мрак. Не услышал ли он какого-нибудь странного шума? Анна-Клод сжала рукоятку кинжала, заткнутого за пояс. Одно мгновение она колебалась, затем резким прыжком вскочила в седло и дала шпоры своему жеребцу. Лошадь сразу же взяла в галоп, в несколько прыжков достигла канавы, перелетела через препятствие и очутилась на другой стороне рва. Девица де Фреваль была вне досягаемости. Теперь Куаффар может поднимать тревогу… Она свободна… Пускай Аркенен рвет себе волосы перед перерезанными поджилками двух теперь уже бесполезных лошадей, пусть стонет Гоготта, пусть вздымает руки г-н де Вердло, — все шансы на успех на ее стороне, и прежде чем пустятся в погоню, она уже будет там, куда хочет попасть, куда толкает ее что-то глубокое, могущественное, непреодолимое, куда влечет ее такая дикая, такая полная дьявольского очарования сила, что она без всякого колебания вонзит клинок своего кинжала в сердце любого, кто попытается ее остановить. Свободна, свободна! Она вольна мчаться туда, куда зовет ее вся ее плоть, вся ее кровь, куда увлекает ее головокружительное желание. И в сверкающей ночи, в то время как лошадь, словно обезумевшая, мчалась галопом вдоль пруда, где отражался замок Эспиньоль, так долго молчавшая дочь г-на де Шомюзи, Анна-Клод де Фреваль, разразилась таким надменным, полным желания и страсти хохотом, что казалось, это смеется сам тайный демон юности и любви.
