Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини
К величайшему неудовольствию Александры, их посадили рядом. Это, конечно, было в тысячи раз лучше, нежели сидеть с самим Волконским, но Саша в кои-то веки предпочла бы общество Ивана Кирилловича, или Алёны! Но нет, они вдвоём заняли места напротив, Катерина села на место хозяйки во главе стола, а Мишель с Ксенией и Александрой — по левую руку от неё, с другой стороны.
«Из соседства с Митрофановой ничего не хорошего не выйдет, и выйти не может», подумала Александра, и вскоре убедилась в правоте своих мыслей, когда, едва ли обед успел начаться, она с улыбкой попросила:
— Дорогая, будь добра, передай мне консоме портаньер, шнель-клопе и тарелочку с фуа-гра по-парижски!
«А ты не лопнешь, красавица? — Мысленно ответила ей Александра, поначалу и не заподозрив подвоха. — Как это в тебя, такую худенькую, столько влезает?!»
Впрочем, когда она поняла, на что рассчитывала Ксения, рука её замерла над тарелками, и Саша невольно усмехнулась, и отрицательно покачала головой, в мыслях своих характеризуя барышню Митрофанову как не самую достойную из живущих.
— О-о, прости, ты же, наверное, не знаешь, что это такое! — Рассмеялась Ксения, коснувшись кончиками пальцев своих губ, как будто бы изображая смущение от того, что поставила Сашу в неловкое положение.
— Да откуда бы ей знать, — не смогла промолчать Катерина, — у них в деревне, поди, таких угощений отродясь не пробовали!
И они рассмеялись друг другу, страшно довольные собой.
«Сучки», с чувством подумала Александра, и взглянула на Волконского. Тот во всеобщем веселье участия не принимал, но смотрел с улыбкой, очевидно, от души наслаждаясь происходящим. Но ничего-ничего, недолго музыка играла!
Дав барышням отсмеяться вдоволь, Александра выждала несколько секунд, после чего обворожительно улыбнулась обеим, затем персонально Волконскому, и уверенно потянулась к тарелкам, что стояли посередине стола. Тут, надо признать, было столько угощений, что и Алёна-то не сразу догадалась где что, хотя она лично занималась распоряжениями на счёт обеда. Тем не менее, не дольше, чем через десять секунд перед Ксенией безошибочно появились две тарелки: глубокая со шнель-клопе, мясом в соусе, маленькая с гусиной печенью фуа-гра, и супница с консоме порнатьер, горячим бульоном. На такой поворот событий графиня Митрофанова явно не рассчитывала, и растерянно уставилась на свой заказ, отчего-то чувствуя себя униженной.
А Александра улыбнулась победной улыбкой, и сказала:
— Кушайте, не обляпайтесь, дорогая Ксения Андреевна! — Затем она перевела взгляд на князя, спрятавшего улыбку в ладонях, и полюбопытствовала: — А вам что подать, ваше величество? Раз уж я сегодня вместо прислуги!
— Александра! — Шикнула на неё Алёна, призывая не цепляться к Волконскому, но той всё было нипочём.
— Спасибо, я сам. — Ответил Мишель, едва ли сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Ксении не понравился его весёлый голос, и она, вскинув голову, прищурилась и с неодобрением посмотрела на него. Волконский тотчас же сделал вид, что покаялся, и накрыл её руку своей в жесте безграничной нежности и заботы, это заставило Ксению немного успокоиться.
Но, тем не менее, Александру не покидало ощущение, что только что она нажила себе ещё одного опасного врага в лице этой недоброй черноволосой красавицы. А, парой минут раньше, в лице её наглого и надменного жениха.
«Вот уж воистину, два сапога пара!», думала она, глядя в свою тарелку. И впрямь, трудно подобрать кого-то, кто лучше подходил бы ему — Ксения была словно зеркальным его отражением, только женского пола, точно такая же надменная, неприятная, самоуверенная и бесцеремонная.
«Они не считают нас за людей! И что бы мы ни делали, ничто этого не изменит», с тоской поняла она. А, впрочем, никто и не собирался им нравиться. Алёну заботил исключительно Иван Кириллович и возможность за его счёт дотянуться до той жизни, о которой она так мечтала — на мнение его родственников ей было абсолютно наплевать. А сам Гордеев, как видится, влюбился до такой степени, что его и подавно не волновало ничто в целом мире, кроме своей дорогой невесты.
Пока Александра размышляла об этом, некоторая часть трапезы прошла в молчании, а потом Мишель заговорил:
— Совсем забыл сказать тебе, чтобы не утруждался на счёт поминок. Расходы и всё остальное я беру на себя. И девять дней, и сорок. Не то, чтобы я думал, что у тебя есть совесть и ты захочешь лично этим заняться, разумеется… Но, наверное, стоило тебя предупредить.
Он произнёс это на удивление ровно и спокойно, как будто он вовсе не желал ссориться, а просто констатировал факт. И Александра с удивлением для самой себя обнаружила, что у Волконского, оказывается, мягкий и весьма приятный голос. Это заставило её вновь посмотреть на него, уже иначе, игнорируя тотчас же посланный ей взгляд Ксении, подобно щиту оберегающему Мишеля от любых посягательств. Но Александру это не остановило.
В профиль он казался ещё привлекательнее. Такие правильные черты лица, такой необычный взгляд, хоть и смотрел он не на неё, а на Гордеева, и такие красивые губы, изогнутые в недоброй усмешке. Волосы его были короткими, но чёлка, разделённая прямым пробором, то и дело падала на лоб, Мишель иногда откидывал её назад, неуловимым, машинальным движением, и в этом тоже было что-то незабываемое. Понятно, почему Ксения так ревностно оберегала его от посторонних взглядов, с усмешкой подумала Александра, возвращаясь к своему обеду. Такой красавец-жених, наверное, даёт ей немало поводов для беспокойства, бедняжке, так ей и надо…
— Сорок дней? — Иван Кириллович только теперь догадался удивиться. — Ты останешься в городе так надолго?
— А ты предпочёл бы, чтобы я уехал прямо сегодня? — Тотчас же ощетинился Мишель.
— Я думал, военным не положен такой большой отпуск. — Пояснил Гордеев примирительно.
— Не всем. — Ответил Мишель, но углубляться в подробности не стал, так как о своей военной карьере говорить не слишком любил. — Но я бы на твоём месте не обо мне беспокоился, а о том, что будет, когда вернётся Алексей.
— Ах, да. — Пробормотал Иван Кириллович, вспомнив о своём шурине. Воспоминания были не из приятных, и он поморщился, как от зубной боли. — Алексей…
— Хочешь совет? — На удивление искренне полюбопытствовал Мишель. — Забирай свою ненаглядную и уезжай из города. Желательно, прямо сейчас. И желательно туда, где он до тебя не доберётся.
— Какие-то мрачные у тебя прогнозы, Мишель! — Отметил Гордеев, взглянув на сына с грустью. Но если он надеялся получить от него сочувствие, то это было напрасно.
— Мрачные? Да тебе надо благодарить Бога, отец, что его серьёзно ранило, и он с трудом может передвигаться. Иначе он уже был бы здесь, и я на его фоне показался бы тебе дружелюбным и добродушным мальчиком.
