Барбара Смит - Прекрасная изменница
– Да, ваша светлость. Офицер просил меня составить список тех, кто дежурил во время болезни его светлости.
– Значит, он уже вас допрашивал?
– Нет. Сказал, что придет завтра утром. – Кипя негодованием, Фелпс схватил бутылку и принялся яростно ее полировать. – Должен признаться, что считаю крайне вредным позволять такому вульгарному, неопрятному мужлану вторгаться на кухню и вмешиваться в работу приличных трудолюбивых слуг. Я лично проверял рекомендации всех принятых на работу. Уверяю вас, каждый представил безукоризненный послужной список, вполне соответствующий требованиям блестящего герцогского дома.
– Никто не обвиняет вас в пренебрежении обязанностями, – заметила Софи, при этом бросив многозначительный взгляд на бокал с остатками вина. Фелпс покраснел.
– Прошу простить мое многословие, ваша светлость, – произнес Фелпс ворчливо-почтительно, – но вынужден добавить еще одно обстоятельство. Дело в том, что я собираюсь изложить Джонсу собственные подозрения относительно личности преступника.
Пораженная Софи вплотную подошла к дворецкому.
– Так кто же это? Что вам известно?
– Речь идет о месье Ферране. Не припомните ли, как решительно я противился его поступлению на службу?
– Повар? Но какую цель он мог преследовать?
– Все дело в национальности. Во-первых, лягушатнику нельзя доверять. Во-вторых, Ферран отравил герцога, чтобы отомстить за поражение французов в битве при Ватерлоо.
Софи с трудом сдержала улыбку. Вряд ли Джонс принял страшную историю всерьез, но все же стоило внести повара в список возможных злоумышленников.
– Понимаю. А вам известно, куда он отправился после увольнения?
– В какую-то простую семью по фамилии Ньюберри. Торговцы тканями.
– Ясно. Но ведь Джонс наверняка спросит и о других служащих. Попрошу оказать ему всяческое содействие. – Софи помолчала и тихо добавила: – С одним-единственным исключением.
Фелпс ждал продолжения молча, с каменным лицом. Догадался ли старик, о чем идет речь?
Герцог доверил верному старожилу семьи ту важную информацию, в которой сейчас остро нуждалась герцогиня. А ее предупредил, что, если когда-нибудь в его отсутствие возникнут серьезные затруднения, следует немедленно обратиться к Фелпсу и дворецкий тотчас разыщет господина. Однако у Софи так и не появилось возможности выяснить, что именно знал старик. Деликатная материя оставалась невысказанной. И вот теперь настоятельная потребность воплотить намек в конкретные слова привела в ужас и поставила Софи в тупик.
Но она контролировала выражение лица, сохраняя достоинство и холодную уверенность.
– Я имею в виду… близкого друга герцога. О нем вы упоминать не должны. Понятно?
Лицо Фелпса исказила гримаса негодования. Губы слегка пошевелились, словно дворецкий собирался что-то ответить. Но потом лишь опустил глаза и кивнул.
– Но у меня есть еще одно требование, – настойчиво продолжила герцогиня. – Я хочу знать имя этого человека.
Дворецкий остолбенел.
– Прошу прощения, ваша светлость, но я поклялся его светлости…
– Мой супруг мертв. И теперь вы в ответе передо мной.
Фелпс упрямо сжал и без того тонкие губы. На мгновение Софи испугалась, что старик откажется говорить. Учитывая долгую службу в семье, трудно решиться на угрозу увольнения. Но в случае крайней необходимости…
К огромному облегчению Софи, дворецкий поклонился и даже посмотрел ей в глаза.
– Как прикажете, ваша светлость. Готов сказать.
Глава 14
19 ноября 1701 года
Утро проходит в уроках хороших манер, достойных герцогини. День посвящен чтению Писания, особенно тех страниц, которые говорят о покорности и целомудрии. Перья и чернильницу у меня забрали, а потому пришлось заточить павлинье перо, а чернила сделать из смешанной с уксусом сажи. Всё это храню вместе с дневником в надежном месте, куда надзирательница не догадается заглянуть.
О горе! Мой дорогой Уильям все еще в Линкольншире!
Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини МалфордДля женщины, ожидавшей любовного свидания, Софи выглядела слишком сдержанной.
Ловко лавируя в густом потоке экипажей, Грант посмотрел на спутницу. Та скромно сидела рядом на высоком сиденье открытого экипажа: затянутые в длинные лайковые перчатки руки сложены на коленях, поза строга и благородна. Темный плащ, больше подходивший монашке, чем любовнице, прятал соблазнительную фигуру в свободных складках. Прохладный вечерний ветер слегка шевелил закрывавшую лицо черную вуаль.
«Необходима полная и абсолютная секретность».
Может быть, красавица опасается, что он даст объявление в «Морнинг пост»? Или заберется на крышу и во весь голос оповестит о своей победе?
Грант подавил раздражение. Он и сам понимал, что скандал заставит Софи немедленно прекратить связь. А такое развитие событий в его планы не входило. Завоевав доверие Софи, оставалось лишь разрушить оборону и добиться рабской покорности и готовности к наслаждению. Конечно, легкой победы ожидать не приходилось: для этого герцогиня обладала слишком острым умом. Что ж, тем больше чести победителю! Впереди долгие ночи откровенной, не скованной условностями близости.
«Длительность романа буду определять я».
Ни за что. Он и только он сможет решить, когда и где положить конец отношениям. Связь прекратится лишь после того, как Софи признается в убийстве.
А может быть, и нет. Вдруг не захочется разрывать круг? Ведь чувство вины можно использовать вместо цепей, и тогда удастся удержать осужденную в качестве постоянной любовницы…
Что за наивная мысль? Не родилась еще та женщина, которой удалось бы владеть вниманием нетерпеливого любовника дольше, чем несколько недель. А то, что все десять лет он постоянно думал о Софи, объяснялось лишь тем, что ему не удалось полностью освободиться от юношеского увлечения. Начиная с сегодняшнего вечера, все пойдет по правилам.
«Как только решу прекратить отношения, ты немедленно подпишешь документ об отказе от опеки над Люсьеном».
Этот пункт особенно злил Гранта. Как бы упорно герцогиня ни утверждала обратное, все равно пыталась манипулировать и использовать собственное тело как средство воздействия – и все оттого, что боялась дурного влияния на Люсьена. Вот это уже по-настоящему обидно. Да, Грант согласился бы признать множество грехов, но испортить ребенка? На такую низость он не способен.
Поначалу опекунство действительно казалось лишь кратчайшим путем к цели, но вскоре мальчик завоевал сердце Гранта. Люсьен напоминал Роберта в детские годы: тот тоже рос спокойным и серьезным, но в то же время с искрой лукавства и озорства. Юный герцог остался в окружении женщин, а потому особенно остро нуждался в мужской дружбе: рядом непременно должен был оказаться человек, способный поддержать, посоветовать, научить, как стать мужчиной.
