Джессика Трапп - Грешные удовольствия
Толстяк снял шляпу и раскланялся. Он был одет в богато расшитый камзол и модные штаны.
— Мы приехали сразу, как только нам позволили дожди.
— Мы привезли самые лучшие наши шелка и бархат, — добавила женщина.
Она указала на один из сундуков, и слуга открыл его. Женщина достала отрез голубого бархата и поднесла его к свету.
— Лучше этого не найти даже в Париже или Италии, — заявил толстяк, гордо выпятив грудь. Монтгомери взглянул на Бренну:
— Что скажешь, жена?
Бренна смутилась, не зная, что ответить. Монтгомери жестом приказал открыть второй сундук и сказал:
— Этот человек — торговец тканями.
— Я это поняла, не дура, — с кислой миной бросила Бренна.
— Наша одежда отсырела и пришла в негодность, — сказал Джеймс, достав из сундука кусок зеленого шелка и обернув им руку.
Ей пришлось неделями носить нестиранную одежду, а он сейчас хочет показать, что заказал новую одежду только потому, что она немного намокла. Распускает хвост, как настоящий павлин! Она уже знала, какой он педант, когда дело касалось его одежды, — каждый стежок идеален, каждый шовчик прямой. Наверное, целая армия служанок каждое утро разглаживает горячими камнями все складочки на его одежде. Но такого она еще в жизни своей не видела.
— Что ты об этом думаешь? — спросил он, показывая кусок щелка, вышитый мелкими розочками.
— Прелестно, — с той же миной ответила она.
— Отлично. Что еще у вас есть? — спросил он у торговца, который то разворачивал, то сворачивал рулоны материи.
Вскоре комната была завалена разноцветными — красными, голубыми, зелеными — тканями, а также дорогими мехами — горностаем, лисами и норкой.
Бренна потерла виски. Зачем Монтгомери понадобилась новая одежда, было выше ее понимания. Даже после долгой дороги то, во что он был одет, было лучше того, что ей приходилось носить за последние семь лет.
Ее раздражало, что она не может встать и выйти из комнаты. То, что он позвал торговца в ее комнату, где она была прикована к кровати, было еще одним свидетельством его непомерного высокомерия и эгоизма.
А он доставал из сундуков рулоны тканей, откладывая в сторону одни и возвращая в сундук другие. Как обычно, его движения были размеренными и точными.
А уж, каким он оказался придирчивым! Она никогда не видела, чтобы мужчина так хорошо разбирался в тканях. Он указывал на изъяны, которые она наверняка не заметила бы. Какая глупость. Он еще хуже, чем Гвинет.
Она закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Поскорее бы они ушли.
— Значит, пятнадцать платьев, — услышала она голос Монтгомери. — С чехлами под них и сорочками. Для ежедневного ношения и парадные, в которых можно было бы быть представленной королеве.
Она открыла глаза.
— Платья?
Он обернулся к ней с такой скоростью, с которой мужчины учатся поворачиваться к врагу во время битвы.
Не обращая внимания на кандалы, она села в кровати.
— Так вы заказываете их для меня?
— Разумеется.
У нее захватило дух. У нее не было ни одного нового платья уже много лет. Пятнадцать? Это же неслыханное количество для одной женщины. Даже когда отец отобрал почти все, у нее было только пять платьев. Спохватившись, что сидит с раскрытым от удивления ртом, она быстро его закрыла и откинулась на подушки.
— Почему вы вдруг стали так милы со мной?
Он, видимо, не ожидал этого вопроса.
Не обращая внимания на присутствие посторонних, она погремела цепью.
— Для этого нет никакой причины. Сегодня мы так же не любим друг друга, как и раньше, — повторила она уже сказанное им.
Торговец и его жена переглянулись, а потом стали поспешно рыться в сундуках поменьше.
Монтгомери хотел что-то возразить, но женщина достала несколько ярдов зеленого шелка, такого тонкого, что он был почти прозрачным.
— Как насчет этого, миледи? Этот цвет очень подойдет к вашим глазам.
Ткань взметнулась и, попав в луч солнца, заиграла тысячью оттенков. Ничего подобного Бренна еще не видела.
— Моя жена говорит правду, — подхватил торговец. — Если бы вы встали, миледи, мы могли бы снять с вас мерку.
Бренна бросила беспомощный взгляд на Монтгомери. Она была голой, и у нее не было ни длинных волос на голове, чтобы прикрыть грудь, ни даже завитков на лобке, чтобы прикрыть естество.
— Встань, — коротко приказал он. — Я не хочу, чтобы моя графиня ходила в лохмотьях.
Она скрестила руки на груди.
— Однако вы не возражаете против того, что я голая и в кандалах, — огрызнулась она.
— Ничуть не возражаю.
От этих слов ее окатило жаром. Она отвернулась. Неужели это еще один способ унизить ее?
— Вот, возьми. — Он усмехнулся и бросил ей сорочку. — Надень и встань, чтобы они могли снять с тебя мерку.
Она нахмурилась, вспомнив, с каким равнодушием он смотрел, как слуги наполняют для него водой ванну. Возможно, он привык к тому, что кто-то вторгается в его личное пространство, но ее такие действия приводили в смущение. Она уже много лет была почти все время одна.
Торговцы суетились вокруг них, готовя ткани, булавки и ножницы и притворяясь, что они глухие и ничего не слышат.
Стиснув зубы и накрывшись простыней, она натянула сорочку и спустила ноги с кровати. Цепи звякнули о столбик. Пол был холодным, а она была босиком.
У жены торговца глаза на лоб полезли, но она улыбнулась — нельзя сердить богатых покупателей.
Монтгомери помог ей сохранять равновесие, пока торговец поворачивал ее в разные стороны, снимая мерку.
Если бы она не была так раздражена, ей вся эта процедура, наверное, понравилась бы. Но ей нужны были эти платья, и она терпела.
К тому же ей срочно надо было уединиться, но придется ждать, пока Монтгомери снимет с нее цепи.
Наконец все кончилось — мерка снята, ткани упакованы в сундуки, а торговцы покинули комнату.
— Мне нужно в отхожее место, — прошипела Бренна, увидев, что Монтгомери по-прежнему не был намерен освободить ее.
Он усмехнулся:
— Скажи «пожалуйста».
Налезавшие друг на друга передние зубы и ямочка на подбородке придавали ему вид пирата, собирающегося потребовать припрятанную добычу.
Она посмотрела на него в ярости.
— Сойдет, — усмехнулся он и, достав из кармана ключ, освободил ее. — Я сделал бы это раньше, если бы ты попросила.
Значит, такой теперь будет ее жизнь? — подумала она. Терпеть унижение всякий раз, когда ей понадобится уединиться?
Как она могла наслаждаться его вниманием прошлой ночью? Да он самый отвратительный монстр на свете!
Вернувшись, она увидела у него в руках платье, которое оставил торговец. Оно было из голубого шелка, а на рукавах и вокруг шеи были вышиты драконы. Платье было не таким роскошным, как свадебное платье Гвинет, но ткань была мягкой и приятной — совсем не такой, как шерсть, из которой был сшит ее домашний балахон. Новое платье хорошо подходило хозяйке замка — и красивое, и удобное.
