Элизабет Бойл - Ночной соблазн
– Вы стреляете из лука?
– Немного, – поскромничала Гермиона, как в тот раз, когда описывала свою внешность. Ясно, что ни в том, ни в другом случае она не говорила всей правды.
Граф развалился на стуле:
– Мисс Берк известна своим искусством лучницы.
– Она жульничает! – негодующе фыркнула невидимка.
– Вы состязались с ней?
Гермиона ничего не ответила, и он слегка улыбнулся. Еще одна улика. Еще один шанс на удачу. Ничего, он все узнает в тот момент, когда над горизонтом поднимется солнце.
Теплые пальцы сжали его руку.
– Не стоит рассказывать, почему вы не женаты, – неожиданно сказала она. – Кажется, я все понимаю.
И помоги ему, Боже, так оно и было. По спине прошла дрожь, словно это пробуждалось что-то давно дремлющее в его сердце. Разве не отец советовал ему найти женщину, которая все поймет? Женщину, чистую сердцем, с огнем страсти в глазах.
И ему вовсе не нужно заглядывать в глаза этой женщины, чтобы видеть, как они горят желанием.
– Итак, на чем я остановился, прежде чем вы меня перебили? – поспешно спросил он.
– Я не…
Рокхерст снова изогнул бровь.
– То есть, может, и перебили. Да-да наверняка. Итак, где мы… ах да. Томас отправился навстречу неминуемой смерти.
Он почти услышал, как она добавила: «потому что у него не было жены».
– Да, бедный Томас, – согласился он. – Прибыл к лондонским воротам и разбил лагерь у ручья.
– У ручья? – переспросила она. – Какого ручья? Рокхерст покачал головой. Именно такого рода вопрос задала бы кузина Мэри, питавшая страсть к уточнению деталей. Как всякий «синий чулок».
– Разве это так важно?
– Думаю, что очень, – выдохнула Гермиона.
– Вы точно не «синий чулок»?
– Я думала, мы уже договорились…
– Но я не понимаю, почему название ручья имеет какое-то значение, – упорствовал граф.
– Для меня – еще какое!
Неразумная девчонка! Но он тем не менее соизволил ответить, чтобы избежать дальнейших споров:
– Уолбрук. Поединок должен был состояться около Уолбрука.
Гермиона ничего не ответила, поэтому граф, приняв ее молчание как дар, поспешно продолжил:
– Слухи о готовящейся стычке привлекли так много зрителей. Поле выглядело чем-то вроде летней ярмарки, а не местом кровопролития, которое должно было определить судьбу Англии.
– Неужели они не боялись, что в случае проигрыша Томаса их убьют или съедят?
Наверное, она никогда не бывала на петушиных боях или на травле медведей.
– Думаю, что жажда зрелищ перевесила здравый смысл.
– Пфф! Ни за что бы не пошла! – заявила Гермиона.
– Но вы последовали за мной в ночь, – напомнил граф.
– Просто не знала, чего ожидать.
– Полагаю, то же самое относится к людям, которые пришли посмотреть поединок. Кроме того, вера в Томаса оказалась сильнее страха.
– Об этом я не подумала. Впрочем, я твердо знала, что прошлой ночью вы выйдете победителем, – заверила она.
– Вы знали? – удивился Рокхерст.
– Разумеется!
– Но откуда вам знать подобные вещи?
– Этого я объяснить не могу. Знала, и все! Гермиона подтолкнула его локтем.
– Продолжайте. Похоже, самое интересное впереди.
Она просто знала. Но этого не могло быть, разве что… Он проигнорировал охвативший его озноб и стал рассказывать дальше:
– В вечер накануне битвы Томас встал на колени, чтобы помолиться, хотя уже видел противника и в глубине души понимал, что обречен. Но вместо того чтобы бежать, как умоляли его вассалы, он поклялся драться до конца. И молился, чтобы Карпио остался ему верен.
– Карпио?
– Его меч, меч, который с тех пор носит с собой каждый Паратус.
Рокхерст помолчал, ожидая реплики, но ничего не услышал.
– Помолившись, он мгновенно заснул, и во сне к нему пришла леди в белом. Встала на колени у его постели и разгладила нахмуренный лоб.
– Это хорошая часть, – прошептала Гермиона.
– По крайней мере вы так считаете, – сухо бросил Рокхерст.
– Вот тут и начинается романтика! – заявила она так уверенно, что ему захотелось смеяться.
– Нет, тут начинается повествование о том, как мужчина снова попал в сети коварной женщины.
– Весьма циничная точка зрения.
– Это мой рассказ, – напомнил Рокхерст.
– Но романтика – это так приятно, – вздохнула Гермиона. – Впрочем, продолжайте, и посмотрим, чем кончилось дело.
Рокхерст открыл рот, чтобы указать, что это не французский роман и не роман-фельетон[5] в каком-то дамском журнале, а история его семьи.
Тоже еще романтика!
Глубоко вздохнув, он припомнил, что было дальше:
– Дама в белом заклинала Томаса помочь ей. «Мой добрый господин, – говорила она, – вы должны уничтожить гнусного убийцу. Если не остановить его сейчас, вскоре он появится и в моем королевстве».
– Бедная женщина! – воскликнула невидимая гостья.
– Коварная особа. Вот кем она была! – возразил граф. – Как это?!
– Если позволите закончить рассказ…
– В таком случае заканчивайте, – фыркнула Гермиона. – По-моему, я вам не мешаю!
Рокхерст закрыл глаза и сосчитал до трех, прежде чем снова начать:
– Томас только и мог, что склонить голову и признаться в своих страхах. «Вряд ли я сумею остановить его, – сказал он. – Разве вы сами не видели, каков он? Это создание наделено силами иного мира…»
– Но ведь она помогла ему? – удивилась Гермиона.
– В каком-то роде, – согласился Рокхерст. – Она предложила ему равные, если не большие, чем у врага, силы, если он поклянется ей в верности. И он согласился. На следующий день он победил дергу.
– Думаю, вы намеренно не хотите рассказать об их романе.
– Там не было романа, – отмахнулся Рокхерст.
– Она явилась у его постели и всего-навсего приняла клятву в верности? Но во французских романах так никогда не бывает. Обычно союз скрепляется поцелуем, или… или…
Рокхерст повернулся лицом к оттоманке и скрестил руки на груди. Теперь его очередь поставить ее на место.
– Или что?
– Вы знаете, – прошептала гостья. – Остальное. После поцелуя… Она и Томас… то есть они… но ведь она стояла на коленях у его кровати. Должна ли я продолжать?
Нет. Не должна.
Его дразнила смесь невинности и любопытства в ее словах. Искушала совершенно необъяснимым образом.
Его самообладание, его обычная сдержанность не устояли, когда он вспомнил нежность ее обнаженного тела, которое он придавил своим, жар рук, притягивавших его ближе…
Томас наверняка не смог устоять против таинственной дамы. И Рокхерст тоже не святой.
Он медленно-медленно потянулся к ней. Коснулся плеча. Сжал. Пальцы скользнули выше, к изгибу шеи.
