Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Время любить
Тем не менее, вопреки собственной воле, Анжелина вновь увидела сцену, происшедшую в дубраве, около старой риги. Она стояла с задранными юбками, а ее бывший любовник, опустившись на колени, жадно целовал ее потаенный цветок. Щеки Анжелины зарделись. Она вновь погрузилась в чтение, перелистывая страницы дневника.
Фаншона Бертран, жена почтальона. Девятнадцать лет. Роды прошли легко и быстро. Младенец Луиза чувствует себя превосходно.
Перед глазами Анжелины мелькали и другие имена, например некой Фелисите, которая три дня назад родила великолепного пупса весом в четыре килограмма.
«Гильем! Если ты постучишь в ворота этой летней ночью, у меня не хватит сил сопротивляться тебе, — с ужасом подумала Анжелина, закрыв рот рукой, чтобы не сделать это признание вслух. — Сады благоухают, город утопает в кустах роз самых разнообразных расцветок… Под стенами укреплений растут мята и тмин. С равнины доносится запах луговых трав. Мне хотелось бы лечь на траву, совершенно голой, и почувствовать на себе тяжесть твоего тела. Ты вновь подарил бы мне ни с чем не сравнимое удовольствие, столь потрясающее, что я впадаю в экстаз. Ты говорил, что по-прежнему меня любишь, хотя женат и имеешь семью. Но я… Я уже ничего не знаю!»
Анжелине было стыдно признаться, что она не устояла перед чарами мужчины, уступила его настойчивому желанию. Именно в этот момент ей показалось, что она слышит музыку, звучащую далеко, неясную. Несомненно, музыка доносилась с улицы. Удивленная и заинтригованная, Анжелина подошла к двери, которую оставляла на ночь открытой. И сразу же ее окутал тонкий аромат желтых роз, росших во дворе. На темном небе, усыпанном звездами, за верхушкой сливы виднелся месяц.
— Но кто играет? — тихо спросила саму себя Анжелина.
Ее сердце учащенно забилось. Она узнала мелодию, мелодию песни, напоминавшую ей о ее прекрасном родном крае. Эту песню, «Se canto», напевали все старожилы на праздниках. Что касается инструмента, то это была скрипка. У Анжелины не осталось никаких сомнений. Она робко вышла во двор и принялась разглядывать темные стены, окружавшие его.
— Луиджи? — выдохнула она. — Луиджи, это вы?
Анжелина дошла до ворот и повернула ключ в замочной скважине. Что она увидит, открыв калитку? Ей казалось невозможным, чтобы перед ее глазами предстал силуэт бродячего акробата. И все же у Анжелины появилось предчувствие, что он вернулся.
— Луиджи? — пробормотала Анжелина, выйдя на улицу.
Слова песни не выходили из головы Анжелины. Перед ее глазами мелькали различные образы, печальные и радостные.
Горы, опуститесь,
Равнины, поднимитесь,
Чтобы я смог увидеть,
Где моя любовь…
Анжелина внимательно смотрела по сторонам, но не замечала никакого движения. Никого не было, даже бродячей кошки. А скрипка продолжала нежно напевать. По ее струнам кто-то осторожно водил смычком, словно влюбленным в струны.
«Это Луиджи, да, это он!» — подумала Анжелина.
Ошеломленная, охваченная странным чувством, будто видит сон наяву, она застыла на месте. Зачарованная, Анжелина даже не догадывалась, что невыразимо счастливый Луиджи любуется ею, сидя на крыше конюшни. Ночь была светлой, и он жадно вглядывался в силуэт Анжелины с длинными распущенными волосами. На ней была простая ночная сорочка, которая только подчеркивала ее столь привлекательные формы. Когда Анжелина вышла во двор, он почувствовал нечто напоминающее детскую радость.
«Так это правда! Значит, она существует, моя Виолетта! — подумал он. — Она не богиня и не дьяволица, она обыкновенная хрупкая красавица, мгновенно порождающая желание».
Луиджи пошел по дороге, идущей вдоль берега Средиземного моря, в Коллиуре сел на поезд и приехал в Фуа. Здесь, опьяненный вновь обретенной свободой, имея при себе немного денег, акробат бродил по деревням и хуторам, раскинувшимся на веселых опушках лесов, в которых росли сосны и гигантские грабы. На деньги отца Северина он купил дешевую скрипку. Одет он был как всегда, то есть в просторную белую рубашку, потертый черный кожаный жилет и красные холщовые брюки. Красный платок, повязанный на голове, защищал его от жаркого солнца и скрывал черные кудри.
Луиджи не терял надежды, что молодая женщина заметит его, посмотрит в нужную сторону, привлеченная звуками музыки. Но звуки отражались от высоких стен домов, стоящих напротив, и Анжелина упорно вглядывалась в темноту улицы. Ей даже в голову не пришло посмотреть наверх. Наконец Луиджи это понял. Впрочем, несмотря на всю свою решимость, он испытывал страх, к которому примешивалась неведомая ему ранее робость. «Как подойти к ней? Что сказать? — спрашивал себя Луиджи. — И какой прием она окажет цыгану? Да, сыну ветра, но также и сыну никчемности. Я мог бы довольствоваться тем, что просто побродил бы по городу, подошел бы к воротам ее дома. Но надо же такому случиться! Она зажгла свечу, когда все честные люди спят. К счастью, она не заметила меня, сидящего на крыше».
Луиджи узнал адрес повитухи, расспросив старика, сидевшего недалеко от моста через Сала. Дожидаясь ночи, благоприятствующей его тайным передвижениям, он сидел под мостом и грыз сухарь, устремив взгляд на бурные воды реки. Но Луиджи не удалось остаться незамеченным. Он привлек к себе внимание любопытной Жермены Лубе, вдовы Марти, как ее по-прежнему называли в городе, покупавшей у булочника хлеб, и столкнулся с Сатурненом, старым звонарем, жившим недалеко от колокольни.
Луиджи, ничего не знавший о своем настоящем происхождении и о том, что на самом деле его зовут Жозеф де Беснак, без всякой опаски прошел под окнами дома своей матери и спрятался в темном переулке как раз напротив конюшни Лубе.
«Я приду в другой раз, — решил он, откладывая в сторону смычок и скрипку. — Черт! Я теряюсь в присутствии этой барышни, которую, по сути, совсем не знаю».
Луиджи стал осторожно слезать с крыши, но тут Анжелина, встревоженная тем, что музыка смолкла и стал слышен какой-то шорох, посмотрела на крышу. Она увидела светлое пятно — просторную рубашку бродяги — и отблеск его серьги.
— Боже! Луиджи, спускайтесь же! — воскликнула она.
Но Луиджи уже исчез. Обезумевшая, не верящая в свою удачу, Анжелина поняла, что у музыканта есть только один путь для бегства — улочка за задней стеной здания. Она уже собиралась броситься туда, как во дворе раздался звонкий лай. Овчарка устремилась в открытые ворота. За ней бежала Розетта, держа на руках плачущего Анри.
— Мадемуазель Энджи! Что вы тут делаете? Меня разбудила собака, так громко она рычала. И тут же расплакался малыш.
