Патриция Филлипс - Меч и пламя
– Джос… то есть Йейтс хотел продать меня за выкуп д’Авраншу, которого, благодарение Господу, не оказалось в Саммерхее. В течение трех месяцев я была его пленницей. В некотором роде это даже к лучшему – теперь-то я по крайней мере знаю, что мой родной брат, моя плоть и кровь, не собирался выменять меня на золото. Для меня явилось бы тяжким ударом то, что мой добрый и нежный Джос до такой степени пренебрег моими чувствами… – Она опустила голову и умолкла, пытаясь окончательно принять горький ответ на все терзавшие ее вопросы.
– Когда ты была с ним, не пытался ли он… обидеть тебя? – осторожно спросил Рейф.
Адель слабо улыбнулась и покачала головой.
– Нет, но я постоянно ждала от него чего-нибудь в этом роде. Иногда он вел себя со мной совсем не по-братски, – призналась она и приложила палец к губам де Монфора, чтобы сдержать его гневную отповедь. – Забудем об этом. Слава Богу, теперь все уже позади.
– Слава Богу, – повторил Рейф, хотя в его голосе не чувствовалось облегчения.
– Он будет наказан?
– Да. Ему за многое предстоит ответить по закону.
Они замерли в объятиях друг друга. Адель черпала утешение и поддержку в его силе – без этого она чувствовала себя совершенно опустошенной.
– Ты можешь показать мне, где похоронен мой брат? – спросила она после долгого молчания. – Я должна увидеть его могилу.
– Если ты действительно этого хочешь.
Адель утвердительно кивнула и, подхватив под руку Рейфа, направилась вместе с ним через луг, чтобы привести Лунного Света, который забрел к ручью в поисках водопоя. К ее удивлению, жеребец Рейфа ждал на том же месте, где его оставил хозяин.
Они вернулись на главную дорогу. Никто из них не произнес ни слова: она – потому, что опасалась снова дать волю слезам, а он не знал, чем ее утешить.
Наконец они обогнули лес и подъехали к участку, огороженному со всех сторон кустарником и пестревшему полевыми цветами.
– Здесь его похоронили, – пояснил Рейф, подняв вверх руки, чтобы снять ее с седла.
Они молча приблизились по ухабистой дороге ко входу на небольшое сельское кладбище. Слева от них находилось несколько маленьких холмиков над могилами детей, а вдоль задней ограды тянулся ряд деревянных крестов, на каждом из которых было выжжено только одно имя.
– Слуги, – произнес Рейф, отвечая на ее невысказанный вопрос.
Наконец он остановился перед мраморным надгробием, и Адель изумленно приоткрыла рот, заметив у подножия каменной плиты крохотную мраморную фигурку щенка.
– Монсорель счел это уместным, – негромко пояснил Рейф.
Все еще не в силах говорить из-за подступивших к горлу слез, она кивнула, потом провела пальцами по буквам, высеченным на мраморе, – Джоселин Сен-Клер. Адель глубоко тронула забота, проявленная Джералдом Монсорелем по отношению к незнакомому ему подростку. Она долго стояла так, вспоминая о мальчике, который когда-то был ей дорог, и прощаясь с надеждами на его будущее. Жизнь Джоса оборвалась вдали от родного дома. Король, должно быть, еще тогда забыл о его существовании. Бедный Джос! Здесь, на вершине холма, среди цветов и пения птиц, он уснул вечным сном.
Когда рядом с ней появился Рейф, она с удивлением заметила в его руках большой букет алых маков.
– Вот. – Он протянул ей цветы. С мокрыми от слез щеками Адель опустилась на колени перед надгробием и положила цветы на покрытую мхом плиту рядом с мраморным изображением щенка.
– Прощай, Джос, я всегда буду любить тебя, – прошептала она, потом печально погладила мраморного стража возле могилы.
– Папский эдикт уже отменен, Адель. Если это важно для тебя, мы можем перенести его в фамильный склеп в Эстерволде.
– Когда-нибудь я так и сделаю, – согласилась она. Это известие порадовало ее, и вместе с тем здесь, на тихом кладбище, церковные обряды казались чем-то несущественным.
Адель обернулась и обнаружила, что Рейф, стоя рядом, терпеливо ждет. Сердце ее переполнилось любовью к нему, едва она скользнула под защиту его объятий.
– Пойдем, дорогая, нам пора возвращаться в Монсорель. У меня есть еще кое-какие новости, которые наверняка тебя заинтересуют.
– И что это за новости?
Рейф улыбнулся и покачал головой.
– Нет, не сейчас. Я лучше оставлю все в секрете до тех пор, пока мы не сядем за стол с кубком доброго вина, чтобы выпить за нашу удачу.
Адель вынуждена была довольствоваться этим объяснением. Когда они спускались вниз по склону холма, она обернулась назад и увидела букет алых маков, ярким пятном выделявшийся на серой поверхности камня. Не пройдет и нескольких часов, как эти цветы тоже обратятся в прах. Она почему-то находила для себя утешение в том, что даже такие дивные творения природы рано или поздно вянут, но в свое время и на свой лад они приносят в мир скромную долю счастья.
В замке Монсорель им подали ужин в маленькой, обитой дубовыми панелями комнате по соседству с главным залом, который, как обнаружила Адель, почти вполовину уступал по размеру залу Эстерволда. Это открытие заставило ее по-новому взглянуть на свой дом, прежде представлявшийся ей убогим и незначительным. Весь сказочный замок этого рыцаря мог уместиться внутри стен Эстерволда, поскольку крепость Монсорель представляла собой не более чем орудийную башню на вершине невысокого холма, окруженную внутренним двором и рвом. Только сейчас Адель поняла, что ей не было нужды извиняться за недостаток роскоши в ее доме, – она достаточно умело распоряжалась теми ограниченными средствами, которые у нее имелись.
Несмотря на то что стол лорда Монсореля ломился от жареной дичи, рыбных паштетов и всевозможных сладостей, у Адель почти совсем пропал аппетит – слишком сильны в ней были воспоминания о трагической гибели Джоса. Она поблагодарила Джералда за его сочувствие и заботу о брате, а также за то, что он дал ему место на кладбище. Монсорель любезно ответил, что считает это для себя делом чести. Больше они эту тему не затрагивали, однако стоило Адель представить себе улыбающееся лицо Джоса, как сердце ее снова наполнялось болью утраты. Наверху, на галерее, играли менестрели, и их печальная музыка как нельзя лучше отвечала ее настроению. Несколько раз она вытирала с глаз слезы, не в силах справиться с горем. Рейф понимал ее состояние, и хотя он обещал сообщить ей вечером некое обнадеживающее известие, но предпочел пока воздержаться от разговора.
В конце концов у Адель разболелась голова, и она, извинившись перед присутствующими, вышла из-за стола. Рейф пожал ей на прощание руку, как бы желая заверить в том, что он все понял, и девушка по достоинству оценила его чуткость. Она оставила мужчин за беседой, а сама поднялась следом за горничными в свою комнату.
