Графиня Грандвелл (СИ) - Толчин Таня
— Ульвар! Брат! Ты тут? — в ответ на резкий и взволнованный голос Гудрун за толстыми металлическими прутьями решётки послышался шорох. Женщина дрожащими руками поднесла факел ближе, пристально вглядываясь в разливающееся пятно тёплого света.
— Боги всемогущие! Сестра! — прозвучал сдавленный хрип из камеры. — Зигфрид! Мне это мерещится? Ты тоже её видишь?
— Госпожа Гудрун! Мы тут! — звук голоса Зигфрида сопровождался лязгом цепей, которыми оба мужчин были прикованы. — Я уж думал, что за нами сама валькирия пожаловала… Забрать в миры иные…
— Нил! Они тут! И вроде оба живы… Ульвар и Зигфрид! — Гудрун радостно выдохнула с облегчением.
Гаррад довольно быстро нашёл нужный ключ от решётки камеры, также позвал на помощь одного из воинов Бродди, у которого в руках имелась широколезвийная секира.
— Нужно разрубить цепи, — молвил Нил, напряжённо разглядывая сидящего на каменном сыром полу измождённого конунга.
— Хлипкий Сакс… — хрипло выдохнул Ульвар не без радости. — Я почему-то верил, что ты что-то предпримешь… Уж ты в любую лазейку сумеешь просочиться… — конунг усилием заставил себя встать на ноги, его одолевал звериный голод и жажда. Ульвар точно не ведал, сколько суток они пробыли без еды и воды, так как в темноте подземелья потерялся счёт времени. В освещении факела Нил узрел горящий стальной взгляд конунга, в котором кипела ярость и жажда мести.
Тем временем на территории крепости произошла бойня, в результате которой часть охранников Орма, которые пытались оказывать сопротивление лежали порубанные берсерками и людьми Бродди в лужах собственной крови, а оставшиеся в живых молили о пощаде.
— Пусть Хлипкий Сакс с ними разбирается, он тут сейчас за главного, пока их конунга не видать, — рыкнул один из северян, а в это время уже со скрипом откинулись через ров ворота крепости, впуская ждущих у входа нортумбрийских воинов. Первыми по деревянному мосту вошли Бродди и Вальтер, за ними следовали остальные.
— А наши быстро справились, — хмыкнул кузнец Угги, который слегка прихрамывал, оглядываясь по сторонам и недовольно щурясь от происходящих беспорядков вокруг. — Успели туточки псы Орма похозяйничать…
— Да уж! — задумчиво хмыкнул Бродди, гордо вздёрнув свой широкий подбородок с причудливыми косичками, деловито оглядывая внутренний двор и центральную башню замка. Он ещё издалека узрел, как на улицу выходили потрёпанные пленные, которых только что освободили.
Ульвар молчал. Выйдя на свежий воздух, он прищурился с непривычки от режущего глаза света, ведь довольно долго довелось сидеть в темноте, мужчина до сих пор не верил в то, что он жив и на свободе. Следом плёлся измождённый и верный Зигфрид, который с наслаждением глубоко вдыхал свежий морозный воздух и потирал свой липкий от пота и грязи лоб.
— Бродди… — прохрипел Ульвар, не веря своим глазам. — Какими судьбами?
— Не иначе, как его боги сюда привели, — констатировал Зигфрид, прищурившись. — Рано нам ещё в иные миры отправляться…
— Ульвар! Всё же ты жив! Везунчик! — рявкнул довольно Бродди. — И тогда, в моих землях тебя боги пощадили, и сейчас… Балуют тебя боги своей милостью! Я вот пришёл за головой твоего братца и судя по всему, очень вовремя… Надеюсь, псы твоего Орма не весь эль тут успели выпить?
— Будет тебе то, чего желаешь, Бродди! — рявкнул мрачно Ульвар. — Каждый из нас получит своё…
Глава 21
Графиня Малинда не любила кровь, ей с детства нравилась роскошь и красота, которой привыкла быть окружена. Она будто жила в своём мирке, не замечая, что вокруг существует бедность и нищета, голод и смерть… После гибели отца-графа Рендлширского опеку над Малиндой взял её молодой двоюродный брат, Кристиан. Свою мать она и вовсе не помнила, та померла ещё когда графиня была ребёнком. Казалось, юная Малинда не особо страдала от недостающей ласки и любви, она любила разглядывать обнажённые торсы тренирующихся мужчин, часто ловя на себе их похотливые и заинтересованные взгляды. Графиня Рендл ещё с детства осознавала, что она довольно красива, часами отмокая в лохани с тёплой водой разглядывала своё тело и представляла, как её бархатистую кожу ласкает мысленно избранный в её же фантазии один из обитателей крепости. Затем был Кристиан… Двоюродный брат так неистово пожирал Малинду глазами на одном из банкетов, что та пожелала ответить… Это произошло в его опочивальне, куда Кристиан увёл хмельную юную графиню. Она сама сняла платье, предлагая Кристиану полюбоваться своим прекрасным нагим телом… Первый раз было больно, Малинда кричала и извивалась под ним, царапая влажную от пота мужскую спину ногтями, но затем боль сменилась диким и безумным наслаждением, в котором она увязла. Графиня одновременно боготворила и ненавидела грубость в мужчинах, ей безумно нравилось, когда Эрик Грандвелл резко брал и подминал под себя, подчинял… Дико возбуждала жестокость и изощрённость ныне покойного Ральфа Мартена, с которым пришлось провести несколько ночей по просьбе двоюродного брата. К самому же Кристиану она испытывала какое-то извращённое чувство любви, ведь он якобы свой, родной… Этому мужчине можно было доверять и ей так нравилось, как он бесился от ревности к другим… Малинда не считала, сколько воинов побывало в её постели и дабы избежать дурной репутации, своих любовников графиня отсылала из крепости, а особо разговорчивые со временем случайно прощались с жизнью. Она довольно хорошо разбиралась в ядах, которые хранила в своей маленькой шкатулке из серебра.
— Ульвар на свободе, в крепости чужаки! — в спальню графини Рендл буквально ворвалась запыхавшаяся горничная Эбба с малышкой Сири на руках. — Что делать? — голос испуганной девушки панически дрожал, да и её всю трясло от страха.
— Оставь Сири со мной, — молвила холодным тоном побледневшая Малинда. — А сама беги, прячься… Беги, Эбба…
— Но Ваше Сиятельство! А Вы? Что же будет с нами? Куда бежать? — служанка буквально билась в истерике, по её щекам текли слезы.
— Вон отсюда! — рявкнула графиня, в сапфировом взоре отразился блеск безумия. — Вон! — она вытолкала ревущую Эббу за дверь, запершись на засов изнутри. Испуганная же маленькая дочка застыла на месте, стоя на полу и дрожа, словно беспомощный котёнок.
— Девочка моя… — молвила необычно мягко Малинда, слегка дотронувшись до щеки Сири, казалось, во взоре женщины скользнула горечь. — Я немного прилягу и отдохну, я так устала… Побудь подле меня, присядь рядом… — Рендл неспешно налила из кувшина в серебряный кубок красное вино, затем достала из шкатулки один из порошков-ядов и высыпала в свой напиток. — Они совсем скоро будут здесь, но так просто меня не получат, не накажут… эти дикари более не коснутся моего тела… — прошептала себе под нос графиня и пригубила вино из кубка, затем устроилась на своём мягком ложе, которое только недавно делила с Ормом. — А теперь я немного посплю, моя девочка, я смертельно устала…
Испуганная Сири в недоумении передёрнула плечами, затем умостилась на широком деревянном сундуке, который находился рядом с кроватью матери, подогнув ноги под себя. Девочка не понимала, что происходит. Ей сейчас было одиноко и страшно, почему-то сильно хотелось, чтоб рядом появилась тётка Гудрун и прижала к своей груди, или чтоб обнял отец и пощекотал личико своей рыжей жёсткой бородой…
Осушив почти целый небольшой бочонок эля, Ульвар молча направился в одну из комнат замка, где стену украшала коллекция разнообразных топоров. Тут имелись как подарки, так и трофеи, добытые в боях во время походов. Конунг несколько мгновений разглядывал обилие древкового оружия, среди которого были боевые топоры абсолютно разных размеров. Взгляд Ульвара остановился на так званой «секире палача» с массивным дубовым древком и широким закругленным лезвием. Этим оружием он фактически никогда не пользовался из-за его большого веса, что в бою не совсем удобно, но сейчас…
«Пришло время тебя испробовать» — конунг взял в руки массивный двуручный топор, наводящий ужас одним лишь своим видом. Ульвар зловеще ухмыльнулся, разглядывая острое лезвие из довольно качественной стали.
