Ани Сетон - Омела и меч
Квинт прервал эти испуганно-восхищенные излияния.
— А где был лагерь, в котором гонец видел римлянина в золоте? Вдоль реки? Вдоль города?
Она выглядела озадаченной.
— Он этого не сказал… кроме того, что римские чудовища всегда останавливались в этом месте с тех пор, как пришел первый из них.
— Первый? Он назвал его имя? Юлий Цезарь?
— Может… да, я вспомнила, он сказал что-то вроде Цезаря. А зачем тебе нужно это знать?
— Просто мы с друзьями тоже хотим поглядеть на римских чудовищ прежде, чем встретимся с ними в битве…
— Милая женщина, ты и твоя мать были очень добры. Спасибо, но мы должны идти.
— Плата — проныла старуха, отрываясь от горшка. — За огонь… за козье молоко!
— Да, да… — Квинт потянулся за кошельком. — На трех монетах сойдемся? — Это было щедрое предложение. Он выложил деньги. Они были, разумеется, с изображением Нерона, но Квинт считал, что сможет сплести какую-нибудь историю, если женщины обратят на это внимание.
— Это еще что? — презрительно фыркнула старуха. — Простые кусочки металла! Ты обещал заплатить!
— Я и плачу, — возразил Квинт. — Это хорошие деньги, они имеют хождение по всей стране.
— Это не плата! — толстая физиономия старухи побагровела. Она в бешенстве ударила Квинта по руке, так, что монеты покатились по земляному полу. — Вы лживые воры!
— Эй, подожди, подожди! — Квинт разрывался между яростью и недоумением, а Дион с Фабианом, угадав неладное, молча подошли ближе. — Не понимаю…
— Конечно же, мама хочет брусок железа, — хмурясь сказала молодая женщина. — Маленький.
— Большой! — завизжала старуха, потрясая кулаками.
— Маленький или большой, я не знаю, о чем вы… — огрызнулся Квинт, но почувствовал, как его дергают за руку, и обернувшись, увидел, что Фабиан делает ему знаки. — Сейчас я поговорю с друзьями.
У выхода Фабиан очень тихо объяснил:
— Эти отсталые племена используют для расчета железные бруски — дело в этом, я угадал? Они никогда не видели денег.
— Как же нам быть?
— Постараемся им как-нибудь втолковать. Квинт вернулся к женщинам. Молодая женщина вскоре согласилась принять обстоятельство, что племя, из которого явились пришельцы, не пользуется железными брусками, и что монеты на полу — вполне достойная плата, но старуха — нет. Ее тусклые глаза заполыхали гневом.
— Лжецы! Воры! — продолжала она вопить, яростно мечась по хижине. — Платите! Платите!
Не заходя больше никаких доводов, Квинт бросил на молодую женщину извиняющийся взгляд, и повернулся, чтобы присоединиться к товарищам, но старуха в бешенстве выхватила из горшка половник и швырнула им в Квинта. В горшке была какая-то тушенка и обжигающее варево выплеснулось из половника. Квинт бросился наутек, и все трое обратились в позорное бегство через двор, в то время, как старуха призывала на них проклятия, а собака рычала и хватала их за пятки.
Они выскочили за ворота, захлопнули их перед носом у пса, и неслись по дороге, покуда хватало дыхания, потом Дион окинул взглядом Квинта и разразился смехом.
— Стойте! Стойте! — давился он. — Давайте, сочтем наши раны после постыдного отступления. И, по крайней мере, счистим с Квинта бобы и… ага! — он что-то выдернул из волос Квинта, — и куски тушеного кролика.
Квинт с отвращением соскребал с шеи налипшие бобы.
— Это проклятое варево было горячее! — злобно заявил он, затем внезапно расхохотался вслед за Дионом. — Ну, мы прекрасно представили наши доблестные легионы! Обращены в бегство половником!
Даже Фабиан хохотнул: — И паршивой собаченкой, которая оторвала кусок моей сандалии.
— Радуйся, что не кусок твоей ноги… — Квинт нашел ручей, и мыл голову, пока полностью не избавился от следов старухиной тушенки. Вернувшись к остальным, он сказал:
— Однако послушайте, я добыл кое-какие сведения. Хотя не уверен, есть ли от них польза. Существует ли место под названием Лагерь Цезаря?
— Конечно, — хором ответили Дион и Фабиан. Затем Фабиан продолжал:
— Это британский форт с земляной насыпью, где Цезарь устроил укрепления. Мы там останавливались, когда Светоний шел из Уэльса. Он на этой стороне Темзы, юго-западнее Лондона. А что?
— Я думаю, Светоний сейчас там.
И он рассказал, что услышал от женщины. Фабиан кивнул.
— Похоже на то. По крайней мере, мы знаем, куда идти. Что еще она сказала?
— Я попытался узнать, где собираются силы Боадицеи, но все, что они знали — нечто вроде «За Белым Конем, потом по древней дороге малого народца и дальше, к восходящему солнцу» — короче никакого смысла.
— Смысл есть, — задумчиво сказал Фабиан. — Я знаю Долину Белого Коня. Мы и сами будем там завтра. А древняя дорога ведет оттуда на северо-восток, хотя я и не уверен, как далеко. В любом случае, Боадицея явно где-то поблизости от своих родных краев.
— Интересно, что она делала с тех пор, как ты, Квинт, последний раз слышал о ней? — спросил Дион. Голос его сразу стал серьезен.
— Ничего хорошего для нас, это ясно, — ответил Квинт. — Боадицея — ужасная женщина с сердцем льва… или волка… — Мрачно добавил он, вспомнив утреннюю встречу с волками и яростное их стремление защищать своих сородичей и мстить за них.
Когда они двинулись дальше, он думал о Регане и ужасающей пытке, которой подвергла бы ее Боадицея, если бы той не удалось бежать. Его рука сама потянулась к пряжке Реганы, спрятанной под рубаху, у сердца. Он надеялся, что другие не заметили этого проявления слабости. Возможно, если бы в хижине он показал пряжку старухе, она не стала бы упорно требовать свой железный брусок — знак друидов, похоже, творит с британцами чудеса… погоди-ка! Он внезапно встал, как вкопанный. Откуда я знаю, что красная эмалевая змейка — знак друидов? Разве Регана об этом что-нибудь говорила?
— В чем дело, Квинт? — спросил Дион. — Тебя кто-то укусил?
— Мысль, — ответил Квинт и двинулся дальше.
Коротышка-неаполитанец хихикнул, и трое продолжали свой путь. Но весь остаток дня, пока они осторожно огибали город добуниев — едва ли больший чем грязная деревня, и спускались по холмам к истокам Темзы, Квинт мучился недоумением. Он припоминал каждое слово, сказанное ему Реганой в ту ночь у костра в лесу. На пряжку не было и намека. И тем не менее у него было ощущение, что он присутствовал при том, как пряжку показали враждебно настроенным людям, и те отнеслись к ней с уважением. Когда молодые римляне остановились напиться из реки, Квинт неожиданно спросил:
— Вы верите в чары? То есть… как вы думаете, может что-нибудь заставить человека забыть один из дней своей жизни.
Дион рассмеялся и заявил, что он и так постоянно все забывает, но Фабиан отвечал серьезно:
