Джо Гудмэн - Невеста страсти
— Клод, — пробормотала она, задыхаясь. — Нет. Не сейчас. Никто…
Она попыталась схватить его за волосы и оттащить, но это было ей не по силам, и все кончилось тем, что Алексис, бессильно опустив руки, сдалась.
— Тсс, — шептал он, — я знаю.
Он приподнялся и накрыл губами ее рот.
— Все в тебе чудесное. Я хочу узнать тебя всю.
Он поцеловал ее, и она ответила с торопливой жадностью, счастливая тем, что ему нравится то, что она может предложить ему.
Клод лег между ее раздвинутых ног и медленно вошел в нее, внимательно глядя в янтарные глаза, чтобы не пропустить нужное мгновение, тот момент, когда придет боль и она будет нуждаться в его поддержке. И это мгновение пришло. Глаза Алексис широко распахнулись; она посмотрела на него так, будто он ее предал. Затем, по мере того как он осторожно продолжал движение, боль стала уходить. Вскоре на лице ее вновь появилось выражение удовольствия. Он видел, как она борется с собственным противоречивым желанием: желанием быть свободной от него и желанием не дать ему остановиться, прекратить делать то, что он сейчас делал с ней. Она еще не понимала, что неделима и, отдавая ему во власть свое тело, заодно отдает и сознание.
Алексис начала двигаться вместе с ним, поймав его ритм, приближая то мгновение, когда позволит ему взять всю себя, и застонала в тот момент, когда они приблизились к самому краю. Клод удерживал ее там, пока ее стон не перешел в крик. Затем, в тот миг, когда он с силой вошел в нее последний раз, оба они покатились с обрыва вниз. Тело Алексис билось в конвульсиях свободного падения так, будто руки и ноги ее, помимо воли своей госпожи, стремятся убежать в момент удара о дно пропасти. И когда дно было достигнуто, когда яростные, необычные ощущения покинули ее и она лежала неподвижно, накрытая телом Клода, лучистое тепло проникло в нее. Это тепло было приятнее тепла солнца, только-только робко заглянувшего в каюту, распростершего свои розовые лучи по их обнаженным телам. Это тепло было теплее его дыхания, которое она чувствовала где-то возле уха, дыхания, от которого золотистые пряди у виска оживали и шевелились. Она услышала, как он сказал ей то, что уже говорил раньше, но не стала отворачиваться и продолжала слушать, словно та боль, которую доставляли его слова, была ей приятна.
— Я люблю тебя, — повторил Клод.
— Расскажи мне, — попросила она после долгой паузы, во время которой тишину нарушало лишь их тихое дыхание.
Клод накрыл ее простыней, и прикосновение прохладной ткани к разгоряченному телу казалось особенно приятным. Алексис придвинулась поближе к нему, коснувшись его груди своей.
Вздохнув, он чуть отодвинул ее.
— Я ничего не смогу тебе рассказать, если ты будешь вот так меня дразнить.
— Так скоро? — удивленно спросила она. Ей трудно было поверить, что он снова хочет ее, ведь недавно пережитые ощущения еще жили в ней, отзываясь где-то в кончиках рук и ног.
— Да, так скоро, — подтвердил он.
Клод по-прежнему лежал на спине, закинув под голову руки, и Алексис приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.
— Расскажи мне, — еще раз попросила она нежно.
— Тебе знакомо название «Чесапик»?[3]
В ответ Алексис только вздрогнула и вытянулась, как струна.
— Я рад, что ты знаешь, — вздохнул Клод. — Тогда мне не придется долго объяснять.
Клод продолжал бесцветным, сухим тоном, так же, как много раз до этого рассказывал свою историю. По мере того как он говорил, перед его глазами как живые вставали воспоминания.
— Это случилось три года назад, в июне. Я служил во флоте уже два года к тому времени, когда подписал контракт с «Чесапиком». Мы отплывали из Норфолка к берегам Европы. Не прошли мы и десяти миль, как нас остановил британский фрегат.
— «Леопард», — прошептала Алексис.
— Наш капитан, Баррон, решил, что они хотят лишь передать нам посылки, чтобы мы доставили их в Лондон, и поэтому позволил их офицерам взойти на борт. Тогда один из них достал копию приказа вице-адмирала сэра Джорджа Беркли. В то время он был исполняющим обязанности командира американской военно-морской базы. В приказе говорилось, что он предоставляет офицерам «Леопарда» право обыскать «Чесапик», так как там могут находиться дезертиры британского флота. Баррон отказался исполнять приказ. Вот тут все и началось. Британцы ответили на наш отказ десятиминутной канонадой, и мы ничего не могли им противопоставить. Те десять минут стоили целых часов. Когда дым рассеялся, мы насчитали троих погибших и восемнадцать раненых.
— И все друзья.
— Некоторые из них.
Он знал, что она чувствует его боль, ту боль, что он старался держать при себе, не показывая. Он искал в ее лице проявление жалости, но жалости не было — лишь понимание. Он поцеловал ее пальцы, лежавшие у него на плече, прежде чем продолжить рассказ.
Баррону ничего не оставалось, как только подчиниться. Он дал знак, что сдается, и принял у себя на борту вторую партию англичан. Как это у них заведено, британцы достали сфабрикованные документы и объявили четверых наших дезертирами. Я был одним из них.
Клод замолчал, подыскивая слова для продолжения рассказа. Обычно об этом он предпочитал не распространяться. Алексис пожала ему руку в знак того, что готова поддержать его, и Клод почувствовал, что должен говорить.
— Почти полгода я пробыл на «Леопарде». В это время мои близкие обшарили все пространство, которое только могли, чтобы найти меня и освободить. Им почти удалось это, но тогда меня перевели на «Гренаду», и британские власти известили их, что о моем местонахождении им ничего не известно. Вскоре шум вокруг происшествия с «Чесапиком» утих, и двери американских чиновников закрылись перед моими родителями и сестрой. На помощь властей они больше не рассчитывали.
Вначале я не мог принять то, что произошло со мной. Я верил, что моя семья сумеет добиться моего освобождения и этот кошмар — служба в Британском флоте — скоро для меня закончится. Некоторым повезло, и они обрели свободу. Когда слухи о спасенных перестали доходить до меня, я понял, что не могу надеяться ни на помощь семьи, ни на помощь моего правительства. Тогда я взял дело своего освобождения в собственные руки. Наверное, так я должен был поступить с самого начала…
— Ты пытался спастись?
— Я спасся.
— А порка?
— В наказание за неудачный побег. Вторая — за два побега.
— Два? — переспросила Алексис, с трудом сдерживая ужас. — Дважды они сделали это с тобой, и все же ты им не сдался?
Клод кивнул.
— Я прослужил на «Гренаде» восемнадцать месяцев, прежде чем попытался бежать в первый раз. Там я встретил Лендиса. Я хочу сказать, Алекс, я бы не отступил и перед четвертой, и перед пятой попыткой, если бы все предыдущие окончились неудачно.
