Лин Хэйр-Серджент - Хитклиф
— Эй, Джон, — сказал я вошедшему слуге. — Я случайно опрокинул бокал. Пожалуйста, вытри эти карты и отнеси их в мою комнату сушиться. — Я вручил ему мокрую колоду.
— Ни в коем случае! — вскричал Ингрэм. — Я уверен, они ещё годятся для игры. Давай их сюда, приятель, я взгляну!
Джон, сбитый с толку нашими масками и разноречивыми указаниями, колебался. Я метнул на него быстрый взгляд и сказал Ингрэму:
— Но я настаиваю. Я испортил вашу колоду, дорогую, раскрашенную вручную, и должен возместить вам ущерб.
— Ладно, ладно, — сказал Ингрэм, — это пустяки. Может быть, ваш слуга попросит моего слугу принести новую колоду. — Лорд щедро махнул рукой в направлении своей спальни.
— В этом нет нужды, — ответил я. — В этом гостеприимном доме, несомненно, сыщется колода. Джон, будь любезен, принеси карты.
Джон поклонился и направился к дверям.
— Да, Джон, — добавил я таким тоном, будто это только что пришло мне в голову. — Принеси обычную колоду с гладкими золочёными рубашками.
Джон щёлкнул каблуками и вышел.
Ингрэм снял маску и с минуту вертел её в руках, прежде чем сказал:
— Ну, мистер Хитклиф, сдаётся, я вас недооценил.
— Похоже, не только вы. — Я взглянул на Линтона. — Но это поправимо.
— Клянусь вам, я уже исправился! Вы много играли?
— Вовсе нет, но частенько видел, как играют другие.
Тут Эдгар, который уже изрядно захмелел, забормотал что-то вроде «Хиндли», но я наградил его таким взглядом тигриных глаз, что он потупился и принялся вытирать капли вина с панталон.
Не успел Ингрэм снова надеть маску, как из тёмного проёма послышался женский смешок. Нарушительница покоя вышла на свет, зажимая рукой рот. Это оказалась Бланш Ингрэм. Она была босиком, в белой ночной рубашке и пеньюаре. Линтон отвёл глаза. Я встал и поклонился.
— Простите за мой смех, — сказала Бланш, — но, честное слово, вы такие потешные — особенно ты, Тедо! C'est un beau papillon! Mais cela est digne de lui[13], вы согласны, мистер Хитклиф?
С этими словами она зашла брату за спину и помахала тонким кружевным пеньюаром, словно крыльями. Тот сердито оттолкнул её.
— Бланш, это уже слишком. Ты простудишься в ночной рубашке.
— И не подумаю! — Она стащила со спинки стула оставленный там лордом Ингрэмом сюртук и, слегка покачнувшись, надела его на себя. — Можете смотреть, мистер Линтон. Я одета так же пристойно, как и вы.
— Бланш, — сказал Ингрэм более решительно, — перестань нести чепуху и иди отсюда.
— Да? Вы пьёте и режетесь в карты, да ещё в масках, поэтому и не желаете слушать чепуху.
— Тебе нельзя с нами оставаться.
— Почему это?
— Ты девушка и должна быть в постели.
— Ты ошибаешься — никаких девушек тут нет.
Она подошла к камину, провела пальцем по краю трубы и сажей нарисовала себе залихватские усы.
— Лорд Ингрэм утверждает, что в комнате девушка. Вы видите её, мистер Хитклиф?
— Не вижу, — ответил я. — Уведомите этого джентльмена, что он ошибается. Но в комнате присутствует неизвестный мне юноша avec l'air farouche[14]. Я жду, когда он представится и сядет кутить с нами.
Я взглянул на Линтона — тот обмяк в кресле и, кажется, лишился чувств.
— Зря вы ободряете её, Хитклиф, — укоризненно сказал Ингрэм. Впрочем, говорил он незлобливо — он сдался в тот момент, когда я поддержал шутку его сестры. — Её надо хорошенько проучить, чтоб знала своё место.
— Тедо! — капризно произнесла Бланш и оттопырила губку.
— Да ладно, — махнул рукой Ингрэм, — тебя всё равно не выгонишь, так и быть, сыграй с нами кон.
Она чмокнула брата в щёку (он тут же демонстративно вытерся носовым платком), подошла к буфету и со словами: «Я беру эту» — схватила маску солдата.
— Нетушки! — воскликнул Ингрэм. — Крутани, как мы! А то удачи не будет!
— Но я уже взяла её, и, если положу на место, мне тоже не будет удачи.
Он попробовал вырвать маску, но Бланш увернулась.
— Не отнимешь! Ладно, коли ты так хочешь, надену только шляпу.
Она отцепила маску от высокого кивера и надела его на себя, спрятав внутрь свои длинные волосы. В отблесках свечей её лицо с наведёнными сажей усами и в кивере впрямь напоминало юношеское; классические черты Бланш Ингрэм украсили бы мужское лицо не меньше, чем женское.
Ингрэм пожал плечами.
— Что толку? Женщины ничего не смыслят в игре.
Повернувшись спиной к брату, девушка поставила босую ногу на мой стул, уперлась локтём в согнутое колено и подперла рукой подбородок.
— Как насчёт сигары? — спросила она.
Я открыл портсигар, обрезая сигару и вложил её мисс Ингрэм в рот, потом поднёс ей свечу. Придерживая мою руку своей, она прикурила и затянулась. По всему было видно, что ей это не впервой. Она глянула мне через плечо.
— Вот и ваш слуга, Хитклиф, — сказала она, выпуская дым.
Джон принёс новую колоду. Кладя её на стол, он едва заметно подмигнул мне.
Я указал на мисс Ингрэм.
— Джон, налей молодому человеку бокал вина, а после иди спать.
Джон налил, поклонился и вышел.
— Ну, — сказала мисс Ингрэм, отхлёбывая вино, — во что играем?
— В мушку… но ставки тебе не по карману, Бланш, — сказал брат. — Ты всё проиграла вечером.
— Я займу у тебя, Тедо. Ведь это золото на столе — твоё?
— А из каких денег ты мне вернёшь?
— Отыграюсь, а если не повезёт, заплатит мамочка. Она мне ни в чём не отказывает.
— И очень глупо с её стороны, — вздохнул Ингрэм. — Ладно, садись.
Он отсчитал ей стопку блестящих монет. Она села напротив меня, подобрав под себя босые ноги.
Ингрэм вопросительно взглянул на меня и кивнул в сторону Линтона.
— Что с ним?
Линтон, похоже, совсем расклеился. Маска сползла ему на шею, он слегка похрапывал. Однако когда я коснулся его плеча, Линтон отпрянул. Сонливость как рукой сняло.
— Не трожьте меня, я не нуждаюсь в вашей помощи. Я готов играть.
Я пожал плечами и перетасовал карты. Игра началась.
Теперь, когда лорд Ингрэм видел перед собой только гладкие золочёные рубашки, его взятки и сама его игра стали осторожнее. Я тоже не рисковал. Однако дерзость мисс Ингрэм не знала границ, вернее, не знала бы, не ограничь мы ставки деньгами — иначе она проиграла бы свою охотничью лошадь, изумрудное колье, томик «Эвелины»[15] и сестриного спаниеля.
Проиграла бы, написал я, потому что она проигрывала кон за коном, причём без малейшего сожаления. Она играла быстро и небрежно, бросала деньги, не считая, и воспринимала каждую новую мушку как повод для веселья.
