Жюльетта Бенцони - Слёзы Марии-Антуанетты
Вновь зарыдав, она укрылась в объятиях Альдо, который непроизвольно обнял ее. Растроганный неподдельным отчаянием девушки, он шептал ей слова утешения, уверяя, что позаботится о ней, и, забывшись, нежно гладил светлые волосы, пахнувшие свежей сиренью.
Адальбер некоторое время смотрел на них, затем укоризненно поднял брови и вышел из комнаты, чтобы осмотреть весь дом. Вернулся он почти сразу и лаконично бросил:
— Взгляни-ка!
Альдо бережно усадил Каролин на канапе и пошел вслед за своим другом в спальню девушки. И тут вещи тоже валялись на полу, открытое окно хлопало от порывов ветра, но самое удивительное зрелище являла собой постель. Она была застлана покрывалом, и на подушке в наволочке из ткани «жуи» лежал портрет «красавицы-бабушки». Морозини, ужаснувшись, протер глаза: ему показалось, что женщина удовлетворенно улыбается, отчего ее образ стал ему еще более антипатичен.
— Что скажешь? — спросил Адальбер, закрывая окно.
— Если бы я не видел, как в сантиметре от моего лица пролетел кофейник, а подставка для дров свалилась на пол сама по себе, я бы подумал, что это злая шутка, автор которой покинул дом через окно, но сейчас мне пришла в голову другая мысль. Эксгумация на кладбище Нотр-Дам состоялась вчера, а сегодня эта жуткая женщина заняла кровать Каролин. Значит, призраком может быть не только ее супруг, но и она…
— Возможно! И что же мы будем делать?
— Очень просто: либо проведем ночь здесь, либо возьмем мадемуазель Отье с собой. Нельзя оставлять ее наедине с призраками: она действительно повредится рассудком.
Адальбер занялся картиной: портрет Флоринды следовало снова повесить на гвоздь. Альдо направился в гостиную и обнаружил, что Каролин заснула. Секунду он смотрел на нее: она была такой юной, такой хрупкой! Своим маленьким покрасневшим носиком, следами от слез и кругами под глазами — что ничуть не вредило ее красоте! — она пробудила в Морозини рыцаря, всегда готового вступить в бой ради прекрасной дамы. А Каролин была так трогательна! Когда пришел Адальбер, он прижал палец к губам и шепнул:
— Поскольку у нас нет машины, чтобы отвезти ее, пусть она поспит здесь. Я останусь рядом…
— Вот как?
Альдо метнул на него испепеляющий взгляд:
— Избавь меня от грязных намеков! Если ты хочешь взять это на себя, милости прошу. Я вернусь завтра на такси…
— Она попросила о помощи именно тебя! Значит, ты и займешься ее охраной! А пока мне хотелось бы взглянуть на мастерскую дедушки. Она где-то за домом…
— Пойдем!
Они вышли и, с радостью убедившись, что дождь окончательно прекратился, обогнули дом. Позади него находилась большая площадка с утоптанной тропинкой, которая вела к строению, похожему на сарай. В реальности это оказался павильон с тремя окнами — уменьшенная копия главного дома. Павильон был заперт. Альдо знал, что ни одна закрытая дверь не является препятствием для ловких пальцев его друга, но тот просто запустил руку под наличник и сразу нашел то, что искал.
— Когда речь не идет о чем-то особо ценном, — пояснил он, — ключ чаще всего лежит именно там.
Он открыл дверь.
В помещении друзья увидели материалы, свидетельствующие об увлечении хозяина: ведерко с большим куском засохшей глины, из которой что-то уже начали лепить, но характер скульптуры определению не поддавался — то ли гриб, то ли голова. Несомненно, смерть помешала художнику обозначить свой замысел яснее. К удивлению Альдо и Адальбера, художник этот не был лишен таланта. Среди его творений выделялась рука с поднятым указательным пальцем, стоящая на сундуке с изображением головы какого-то молодого человека. Несколько барельефов с фавнами, играющими на флейтах, явно были вдохновлены римским искусством. И главное — бюст покойной супруги на обломке колонны. Больших размеров, чем в реальности, и, очевидно, приукрашенный: женщина выглядела не такой неприятной, как на полотне. Ее обнаженные плечи, должно быть, много раз оглаживали, потому что они были отполированы до блеска, как и полные груди, между которыми висел кулон, воспроизведенный с тройным увеличением. Эта скульптура возвышалась в центре помещения, затмевая собой все остальные, по бокам от нее стояли канделябры с уцелевшими огарками свечей. Нетрудно было догадаться, что этому идолу скульптор в буквальном смысле слова поклонялся. Флоринда и в самом деле напоминала какую-то языческую богиню. Она казалась еще более внушительной благодаря подобию конической тиары на голове.
— Эта женщина не была красавицей, — тихо сказал Адальбер, — но обладала великолепным телом, и муж, несомненно, стал ее рабом…
— Даже самые хорошенькие создания не всегда порождают любовь и желание в сердце мужчины, — заметил Альдо. — Но я не могу понять, почему Каролин по роковым датам искала спасение в двух шагах от этой штуки, — добавил он, указав на диван с тремя подушками и меховым одеялом.
— Она не так богата, чтобы позволить себе гостиничный номер! Именно по этой причине ты и нашел ее сегодня в саду. А вот меня занимает другой вопрос. Что же все-таки сделал с треклятым украшением обожатель этой женщины и почему не исполнил ее волю, не похоронив кулон вместе с ней?
— Я разделяю твое недоумение, но все же попытаюсь угадать. Камень, помимо своей красоты, сохранял для него запах ее кожи.
— Это означает, что он где-то спрятал драгоценность… если только ее не украли после смерти Флоринды. Как бы там ни было, можно пожалеть, что Лемерсье не имеет права обыскать дом и все прилегающие строения. Хотелось бы мне посмотреть на его рожу при виде этого шедевра… кстати, не понимаю, почему Каролин не избавилась и от него, и от ужасного портрета?
— Какие-то чары, быть может? Ладно, хватит разговоров! Возьмем на себя то, чего не сделал комиссар, и, пока это прекрасное дитя спит, прочешем насквозь дом с мастерской.
— Это займет всю ночь, а утром я схожу за такси, чтобы отвезти твою протеже в гостиницу.
— Положительно, ты не хочешь оставлять меня с ней наедине!
— О, я слишком хорошо тебя знаю… За работу!
Поиски украшения заняли у них целых два часа, после чего друзья встретились вновь на кухне и уселись по обе стороны старого дубового стола в ожидании, пока сварится смолотый Альдо кофе. Обоим нужно было подкрепить силы: поиски оказались тщетными. Вымотавшись, они молчали, словно боясь нарушить благословенную тишину, в которую погрузился теперь дом.
— Наверное, дух разрушения смутил наш приход, — сказал наконец Адальбер, задумчиво размешивая сахар в чашке кофе. — Но сколько продлится это затишье?
— Скорее всего до вечера… Или тут ничего не происходит в отсутствие мадемуазель Отье?
