Марша Кэнхем - Чайная роза
– Женщины? К-какой женщины?
Джастин не представлял, что сказать, и предпочел уклончивый ответ:
– Одной молодой особы, довольно известной в припортовом районе.
– Но почему? Почему подозрение пало на тебя?
– Кто-то посетил ее вчера вечером, назвавшись моим именем. Ее нашли рано утром и доставили в больницу для бедных. Она прожила достаточно долго, чтобы рассказать врачу, что случилось. Видимо, Рейналф был там и услышал ее историю.
Погибла женщина, и Джастина обвиняют в ее убийстве. Невероятно! Чайна недоверчиво покачала головой:
– Как они могли подумать, что ты способен на такое? Как Рейналф мог подумать?
Джастин только пожал плечами.
– Но ты же вчера вечером был со мной! Я расскажу ему, всем, что мы были вместе!
– Думаешь, они поверят? – сухо осведомился он. – К тому же ты не можешь знать, куда я направился, расставшись с тобой. Было только шесть вечера. Я вполне мог позабавиться с девушкой, избить ее, а затем махнуть на Мейберри-Бридж и поиграть в кошки-мышки с Рейналфом.
– Но если ты этого не делал…
– А если сделал? – тихо произнес он.
– О, Джастин, я не сомневалась в тебе ни на секунду!
– Однако тебе хочется, чтобы я произнес это вслух. – Он гневно сжал челюсти. – Ладно, я этого не делал. Я не убивал девушку и не грабил Рейналфа на Мейберри-Бридж.
Снаружи послышались торопливые шаги, шлепающие по лужам, и спустя мгновение в карету заглянул промокший Тед Бейтс.
– Нам опять повезло, сэр. Здесь наша шлюпка с Истом. Дорога скользкая, так что на вашем месте я поддержал бы девушку под локоток.
Джастин поднял воротник и выбрался из экипажа.
Сейчас или никогда, мелькнуло в голове у Чайны. Это ее последний шанс пойти собственным путем, предоставив Джастина его судьбе.
Он повернулся к ней и протянул руку.
Чайна медлила, вглядываясь в его лицо сквозь дождь и туман. Что с ней станет, если она последует за ним? И что у нее останется, когда он покинет ее, что наверняка случится?
– Чайна?
Она вложила руку в его ладонь и набросила на голову капюшон, прежде чем выбраться наружу. Джастин обхватил рукой ее талию, и они побежали по причалу мимо раскачивающихся на воде лодок к небольшой шлюпке, видневшейся за пеленой дождя. Двое мужчин сидели на веслах, третий, расположившийся на носу, поднялся и махнул рукой.
– Вы вовремя, сэр! – крикнул он. – Мы как раз собирались возвращаться на корабль. Еще пара минут, и вы бы упустили нас.
– Мы чертовски спешим, Ист, – отозвался Джастин, – как ты, наверное, догадался.
Высоченный, с широкими плечами и мощным торсом, боцман ухмыльнулся:
– Вы будете на борту быстрее, чем успеете пропеть «Боже, храни короля»!
Джастин подхватил Чайну на руки и ловко спрыгнул в раскачивающуюся шлюпку. Боцман разинул рот при виде стройной лодыжки и густых прядей, развевающихся вокруг бледного лица.
– Мы действительно пропоем несколько куплетов, если ты не возражаешь, – сухо произнес Джастин.
– Конечно, сэр.
Плавание оказалось нелегким. Волны раскачивали и подбрасывали шлюпку, заставляя гребцов сражаться за каждый дюйм, продвигаясь к цели, скрытой в густом тумане. Раз или два Чайне удалось разглядеть призрачные огоньки и темный силуэт корабля, кренившегося над бурными водами, но вскоре ей стало не до этого. Она была слишком занята, пытаясь удержать содержимое собственного желудка, чтобы беспокоиться о том, что мелькает по сторонам от их ненадежного суденышка. Как рулевой определяет курс, она не представляла. Насквозь промокший, он вглядывался в мглистую пелену, отдавая гребцам короткие приказы, густо пересыпанные проклятиями.
Чайна была в полуобморочном состоянии от холода и тошноты, когда шлюпка наконец ударилась обо что-то твердое и со скрежетом остановилась. Прямо перед ними из воды вздымался борт корабля, скользкий от дождя и соленых брызг, обдававших палубу, видневшуюся высоко над их головами. Гребцы вытащили весла и ухватились за узкую лестницу, удерживая шлюпку на волнах. Джастин встал и протянул руку Чайне.
Она поднялась на ноги, но утлое суденышко выбрало именно этот момент, чтобы совершить очередной нырок, и желудок Чайны проиграл сражение. Чувствуя, что тошнота подкатила к самому горлу, она едва успела прикрыть ладонью рот, как колени ее подкосились и она полетела в пенящиеся волны.
Чайна моргнула, пытаясь сфокусировать зрение. Она находилась в тесном полутемном помещении, пропитанном запахами моря и старого дерева. Бронзовый фонарь, свисавший с центральной балки, мерно качался, хотя Чайна не сразу ощутила движение. Стены, пол, потолок, казалось, поочередно постанывали, и ей понадобилось несколько минут, чтобы объединить запахи, звуки и отрывочные воспоминания в нечто узнаваемое.
Она на борту «Реюниона». В чьей-то каюте, возможно, Джастина, в незнакомой постели и чужой рубашке из грубого полотна.
Чайна приподняла край стеганого лоскутного одеяла и прикусила губу. Ни клочка ее собственной одежды не осталось: ни тонкой сорочки, ни батистового нижнего белья – ничего, что указывало бы, что тот, кто снял с нее промокшую одежду, был хоть чуточку озабочен ее скромностью.
– Джастин!
Звук собственного голоса в пустой комнате заставил ее вздрогнуть. Чайна села на постели. На секунду перед ее глазами предстало недавнее плавание через бурные волны, и она тряхнула головой, отгоняя пугающие воспоминания. Обмотавшись одеялом, она прошлепала босиком к двери. Ручка легко повернулась, но тиковая дверь оказалась на удивление тяжелой. Через щель, которую ей удалось приоткрыть, можно было разглядеть коридор, упиравшийся в узкую лестницу, подвешенную на толстых витых канатах. Над лестничной площадкой раскачивался, заунывно поскрипывая, второй фонарь.
Чайна притворила дверь и попыталась собраться с мыслями.
Каюта была маленькой и тесной. Все свободное пространство занимали письменный стол, матросский сундук и видавший виды секстант. В углу, словно стесняясь своего присутствия, притулились умывальник и комод.
Чайна отважилась бросить взгляд в квадратное зеркало и ужаснулась при виде собственного лица. Кожа была бледной до синевы, спутанные волосы беспорядочной массой падали на спину, слишком просторная мужская рубашка едва держалась на плечах. Подтянув одеяло повыше, Чайна подошла к письменному столу у стены.
На его поверхности были разложены карты, испещренные рукописными пометками и разноцветными линиями. Ни сами карты, ни указанные на них даты и названия ничего не говорили Чайне. Она прошлась взглядом по висевшим над столом полкам, вчитываясь в корешки кожаных переплетов: Байрон, Хэзлитт, Фрэнсис Бэкон, Шекспир, Кристофер Марло, Шелли, Ките. «От всей этой поэзии у мужчин что-то делается с мозгами», – кажется, так говорила Тина.
