Жаклин Нейвин - Встретимся в полночь
– Вы просите прощения? Он фыркнул:
– Конечно, нет. Никакой Жискар никогда не признается, что поступил неправильно. Это семейное правило. – Экипаж остановился. – Вот вы и дома. Теперь идите в дом. Я выскользну, когда кучер завернет к конюшне. Я хорошо заплатил ему, чтобы он хранил нашу тайну.
Джулия открыла дверцу кареты, потом задержалась, оглянувшись на него.
– До встречи с вами у меня никогда не было тайн. Теперь у меня их много.
Рафаэль нежно погладил ее по щеке.
– У женщины должны быть тайны.
– А у мужчины?
– У мужчины? – Он хотел придумать дерзкое возражение, достойное вожака «Бичей общества», но оно замерло у него на губах прежде, чем он успел его произнести. Собрав ее книги, он сунул их ей в руки.
– Ну, идите, – сказал он вместо этого и нежно поцеловал ее на прощание.
Джулия не имела ни малейшего намерения поступать так, как он сказал. Она старалась отгонять все мысли о Рафаэле, но сердце у нее замирало, когда она задавалась вопросом – действительно ли он осмелится пробраться к ним в дом. Ее негодование, вызванное такой дерзкой угрозой, боролось с радостью, что он ее не забыл, чего она боялась. Это ради нее он пытался не видеться с ней. Но не устоял перед искушением. Его искушение – это она. А он – ее искушение.
Чтобы отвлечься от таких мыслей, Джулия тщательнее обычного начала готовиться к балу у Уитби.
Когда она вышла в гостиную, Саймон, уже приехавший к ним, скрашивал ожидание бокалом вина в компании ее отца и герцога. На его ледяную вежливость Джулия ответила невнятным приветствием под беспокойным взглядом матери. В карете Саймон был вежлив, вел по дороге светский разговор, а когда они приехали, был безупречно внимателен. Никто, кроме членов ее семьи, не заметил бы напряжения в их общении друг с другом.
Джулия была не вправе упрекать его за холодность. Она знала, что нанесла ему серьезную травму, сказав, что хочет разорвать их помолвку. Самоуважение не позволяло ему умолять ее, но он упрямо не желал расставаться с мыслью, что ее заблуждение пройдет и в конце концов она убедится в разумности их брака. В результате он казался невыносимо высокомерным, что сильно ее раздражало. Это несколько заглушало угрызения совести, которые она испытывала.
Однако в этот вечер Джулия не чувствовала особой жалости к его, как предполагалось, разбитому сердцу, потому что она начала подозревать, что в нем скорее говорила задетая гордость, чем какое-либо нежное чувство. Кроме того, ее не оставляли мысли о Рафаэле.
Она сомневалась, можно ли верить его словам, что он не придет на бал, хотя он и сказал, что не придет. Она искала его, и когда он так и не появился, подавила разочарование, призвав на помощь остатки здравого смысла. Он сдержал слово, и слава Богу. По крайней мере он не стремится к публичной катастрофе.
Чего он хочет от нее? Неужели он думает, что она согласится на тайные отношения? Он не обещал ей ни замужества, ни любви. Ситуация, сложившаяся между ними, не может продолжаться!
Джулия чувствовала, что мать наблюдает за каждым движением ее и Саймона. Только такой человек, как Джулия, близкий Дездемоне, улавливающий ее настроения, заметил бы старательно сдерживаемое беспокойство, которое почти не прорывалось наружу. Она продолжала на людях делать вид, что все в порядке, и сообщала всем, кто интересовался, что приготовления к свадьбе идут великолепно.
Они пробыли на балу недолго и вернулись домой к одиннадцати, несмотря на возражения Лоры и Лии. Джулия простилась с Саймоном полуулыбкой и почти неслышным «доброй ночи», произнесенным холодным тоном.
Войдя к себе, она обнаружила, что горничная к ней еще не заходила, поэтому она сама зажгла лампу с помощью свечи, принесенной с собой. Сев за туалетный столик, Джулия принялась вытаскивать из волос шпильки. Появилась Дебра и помогла ей раздеться. Поскольку эта служанка была приставлена и к Джулии, и к Лоре, а также и к Лии, когда ту тоже приглашали в гости, Джулия велела ей идти к остальным, сказав, что расчешет волосы на ночь сама. Ей хотелось остаться одной.
Часы в углу пробили половину двенадцатого. Джулия потянулась. Она устала, хотя с начала сезона привыкла ложиться гораздо позднее. Было необычно вернуться с такого большого приема, как бал, раньше трех-четырех утра.
Напряжение высосало из нее все силы. Она взяла книжку с соседнего столика и повернулась к кровати. И похолодела.
С другого конца комнаты к ней шел Рафаэль. Шел прогулочным шагом, невыносимо наглый, с усмешкой на губах и торжествующим взглядом. Демонстративным жестом он снял с себя черный шерстяной плащ.
– О Боже! – тихо воскликнула Джулия.
– Я же сказал, что приду. Невежливо с вашей стороны заставлять меня ждать.
– Как вы вошли? Как вы узнали, какая комната моя? – Она замолчала на мгновение, потом подняла руку: – Нет. Не говорите. Я вовсе не хочу ничего знать.
Рафаэль усмехнулся, неотвратимо приближаясь к ней. В глазах его горело желание. Кровь волнением отозвалась в жилах Джулии. Она чувствовала себя так, словно стояла на краю обрыва, где ей грозила смертельная опасность упасть вниз, но при этом она созерцала самые захватывающие виды, какие только можно себе представить. Быть с Рафаэлем – это все равно что идти по тонкой черте между экстазом и гибелью. И Джулия понимала, что поэтому вниз лучше не смотреть.
– Полагаю, вам лучше говорить потише, – тихо сказал он. – Если только ваши домашние не привыкли, что вы разговариваете сама с собой таким повелительным тоном.
Она взглянула на него с убийственным видом, но голос понизила.
– Я не могу поверить в такое безрассудство.
– Безрассудство? Но ведь я же сказал вам, что намерен…
– А я сказала, чтобы вы не смели этого делать!
– Ну а я сделал. – Он развел руками. – Я здесь. Разве вы хоть немного не рады меня видеть?
– Я позову лакея.
– Чудная мысль, – насмешливо отозвался он. Черт бы побрал его веселые глаза! И черт бы побрал его за то, что он лишил ее всякого выхода и понимает это. – Я уверен, что вы сможете все объяснить родителям. Они, кажется, весьма либеральны в…
– Знаете, меня просто возмущает ваше злорадство.
– Признаюсь, я задет. Я прошел через массу трудностей, а теперь вы хотите поднять шум? Не стоит. – И он крепко обнял ее и поцеловал.
Поцелуй был коротким. Рафаэль отошел и сел на край кровати. Он держался так безмятежно, как будто находился в гостиной или в салоне. «Есть ли такое место, – подумала Джулия, – где он не чувствовал бы себя как дома?» Он положил ногу на ногу и наклонил голову набок.
– Итак. Как вы провели вечер?
– Я хочу, чтобы вы ушли.
– Разумеется. – Он встал и направился к двери. – Только разве вас не заботит, что меня увидят?
