Татьяна Романова - Лисичка
— Я об этом и толкую: иди, заканчивай свои дела, а мы начнем собираться, — графиня повернулась к англичанину и пригласила, — прошу вас, сударь, отдохнуть с дороги, ваша комната готова, и Фрол проводит вас.
Мистер Браун поклонился дамам и отправился за Фролом в отведенную ему спальню, а Долли, захватив деньги, пошла договариваться с отцом Серафимом.
Путешествие в Санкт-Петербург обещало быть великолепным. Тетушка заказала ямских лошадей на три кареты, решив ехать в своих экипажах, а потом оставить их в столичном доме.
Рано утром все три кареты стояли во дворе дома, ожидая выхода пассажиров.
— Я поеду в первой карете с мистером Брауном и возьму в нее драгоценности. Ведь в письме Алекс велел привести их с собой в Лондон, — рассуждала накануне вечером графиня, — с мужчиной мне будет спокойнее. Во второй карете поедете вы втроем, а в третьей поедут Марфа, Фаина и Зоя. Сундуки привяжем сзади на все три экипажа, а вы возьмите с собой в саквояжах то, что будете надевать в дороге.
Долли положила на дно своего сундука шпагу брата, мужской костюм с венгерскими аксельбантами и свои крестьянские наряды: два шелковых сарафана, сшитые ей Марфой здесь, в Москве, и две батистовые рубашки к ним. В саквояж она спрятала пистолеты и изумрудный гарнитур бабушки, а остальное предоставила собирать Марфе и Зое, поэтому даже не знала, какую одежду Марфа выбрала ей для поездки в Англию. Лиза вообще положилась на тетушку, позволив ей решать, что нужно брать, а сама собрала только шелковую сумочку, положив в нее маленький, с ладонь, образ Святой Елизаветы, написанный для нее братом Корнилием. Только Даша Морозова собрала все свои новые платья, сшитые в Марфино — ведь у нее еще никогда не было таких красивых нарядов, и она не была готова расстаться ни с одним из них.
Девушки уже с полчаса стояли вместе с мистером Брауном и служанками около карет, ожидая выхода графини, отдававшей последние приказания Фролу. Англичанин пытался развлекать барышень рассказами о море, но было видно, что он с трудом подбирает слова, чтобы описать красоты заката над волнами, поэтому Долли повела разговор сама и спросила по-английски:
— Капитан, а как называется ваш корабль? Нам всем очень интересно о нем узнать, ведь мы доверим ему свои жизни.
— Правда, мисс? А все дамы понимают по-английски? — обрадовано осведомился мистер Браун, кивнув в сторону горничных.
— Мы все говорим на вашем языке, а своим служанкам переведем ваш рассказ сами, — подтвердила Лиза, а Даша Морозова молча кивнула. Она понимала язык, с детства общаясь с княжнами и их английскими гувернантками, но не очень хорошо писала.
— Мой корабль называется «Афродита», сейчас он стоит в порту Санкт-Петербурга и ожидает вас, — начал свой рассказ англичанин, но тут, наконец, из дома вышла графиня, и все начали рассаживаться по экипажам.
Кареты тронулись, и Долли в последний раз взглянула на светло-бирюзовый дом с нарядными белыми окнами, ставший ей за эти месяцы родным.
— До свиданья, и спасибо тебе, — как живого, тихо поблагодарила она дом, — я была здесь счастлива, ты укрыл нас, дал покой и защиту.
Экипаж свернул в Колпачный переулок, и через пять минут в окне мелькнули новые голубые главы храма Святого Владимира. Долли высунулась в окно, провожая взглядом уже почти восстановленную церковь, но дорога резко повернула и побежала под горку, к Солянке.
— Ну, вот и все, — вздохнула княжна, — прощай, Москва!
Впереди их ждала столица, а потом поездка за море.
Ну, почему деньги так быстро тают? Лаврентий Островский еще раз скользнул взглядом по тощеньким пачкам ассигнаций и небольшой горке монет, разложенных на столе. За пять месяцев, прошедших с момента продажи Афанасьева, он успел прожить более двух тысяч. Если бы не те суммы, что он безрезультатно отдавал своим доморощенным соглядатаям, денег осталось бы гораздо больше.
Приехав из Марфино в Москву, Лаврентий принялся собирать сведения об имуществе светлейшего князя Черкасского. Он приготовился раздавать взятки, чтобы получить в департаментах у генерал-губернатора и в земельной управе копии документов по владениям князя Алексея, но после пожара столько людей потеряли имущество и искали родных, что сведения ему выдали довольно быстро, бесплатно и не задавая лишних вопросов.
У князя Черкасского оказалось три имения под Москвой: хорошо ему знакомое Марфино и два других — Грабцево и Рогово. В самом городе у Черкасского числились большой дворец на Покровке и три доходных дома в Охотном ряду. То, что доходные дома сгорели при пожаре, а дворец на Покровке уцелел, Островский выяснил довольно быстро. Он снял комнаты на верхнем этаже двухэтажного домика рядом с церковью Успения Божьей Матери и начал следить за домом Черкасских.
Прошла неделя, графиня Апраксина и княжны в доме не появились. Лаврентий решил, что женщины переехали в другое имение, и начал разыскивать Грабцево и Рогово.
Грабцево он нашел достаточно быстро: оно располагалось всего в двадцати верстах на запад от Марфино. В этом небольшом имении он обнаружил пустой барский дом. По рассказам крестьян, графиню Апраксину они видели один раз прошлым летом, когда она приезжала сюда искать княжну Елену, с тех пор ни она, ни княжны, ни хозяин в имение не возвращались.
Рогово Лаврентий искал почти два месяца. Он побывал в пяти деревнях с таким названием, пока не нашел нужное поместье, затерянное среди лесов в пятнадцати верстах в сторону от старой Калужской дороги. Здесь его тоже ждало разочарование: в селе никого из хозяев не видели с самого начала войны, да и то в последний раз сюда приезжал князь Алексей, а княжон видели в усадьбе только маленькими девочками.
Вернувшись в Москву в свои комнаты на Покровке, Лаврентий отдохнул только один день и принялся объезжать все почтовые станции, расспрашивая ямщиков о старой даме и трех молодых барышнях, путешествующих с ней; он даже пытался описывать внешность девушек, но это ничего не дало. Получалось, что графиня Апраксина с питомицами в Москву не въезжали и из нее не выезжали. Но также не было их и в подмосковных имениях. Возможно, что они уехали в какое-нибудь из других поместий этой богатой семьи, но как узнать, в какую губернию нужно теперь ехать — было непонятно.
Просидев еще неделю в Москве и не найдя решения, Островский понял, что уже не знает, что ему делать. Он точно знал, что у князя Алексея есть дом в Санкт-Петербурге, но никаких признаков того, что Черкасские направились туда, он не нашел. Как волк чует добычу, так безошибочный инстинкт подсказывал Лаврентию, что его жертвы находятся рядом — они не уезжали в столицу, а прячутся где-то здесь. Они могли остановиться у друзей или знакомых, или снять жилье, так же, как снял комнаты он. Ведь Москва постепенно начала отстраиваться, да и многие дома, как, например, здесь, на Покровке, уцелели во время пожара.
