Сабрина Джеффрис - Коварный повеса
Пытаясь не выдать своих чувств, он сказал:
— Мне кажется, вам было гораздо труднее потерять мать. Ведь вы знали ее много лет…
Она кивнула:
— Возможно, отчасти вы правы. Но восьмилетнему мальчику мать нужна гораздо больше, чем взрослой женщине, не так ли? — Виконт промолчал, и Мэдлин спросила: — Вы хорошо ее помните?
— Нет, не очень. Пожалуй, только ее запах. — Он улыбнулся. — Она постоянно жевала пастилки для свежего дыхания, и этот запах окутывал меня всякий раз, когда она… — Энтони умолк, сообразив, что слишком уж явно выдает свои чувства.
— Всякий раз, когда… что? — спросила Мэдлин.
«Похоже, она не собирается оставлять эту тему», — подумал Энтони.
— Всякий раз, когда она обнимала меня. Отец этого не одобрял, говорил, что не следует баловать ребенка. — Он машинально помассировал запястье. — Мои дядя и тетя тоже так считали.
— Обнимать ребенка не значит баловать его, — возразила Мэдлин.
Нотки гнева в ее голосе удивили Энтони и растрогали. Он вдруг почувствовал, что в его душе что–то пробудилось — нечто такое, что он уже много лет скрывал от самого себя. «Проклятие! — воскликнул он мысленно. — Нельзя этого допускать. Нельзя подпускать ее… так близко».
— Полагаю, вам понадобится не только фамилия, но также и имя, — попытался он сменить тему. Мэдлин взглянула на него вопросительно, и он с улыбкой добавил: — Так как же вас зовут?
— Как зовут? — Она посмотрела в окно. — Пусть будет… Черри[5].
Энтони проследил за ее взглядом и увидел за окном вишневые деревья, мимо которых они в этот момент проезжали.
— Слава Богу, что мы ехали мимо вишен, а не мимо… какого–нибудь кустарника, — усмехнулся он. — Скажите, Черри — это ведь уменьшительное от Чарити, верно? Я никогда не слышал, чтобы кого–то звали именно Черри.
— Это ничуть не хуже, чем Китти, — парировала Мэдлин.
— Да, думаю, не хуже. — Ему ужасно нравилось, что она ревнует. Выходит, она не так уж к нему равнодушна. — Но если Стоунвилл будет вынужден представить вас…
— Почему меня должен представлять лорд Стоунвилл? — перебила Мэдлин.
— Меня не должны видеть, помните? Вот почему мы едем на вечеринку так рано. Я не хочу испытывать судьбу. Не хочу, чтобы мой дядя узнал о нашей вечеринке и воспользовался этим в суде — чтобы доказать, что я не могу быть опекуном племянницы.
— Ах, я действительно забыла об этом. Значит, лорд Стоунвилл будет моим… спутником на вечеринке? — пробормотала Мэдлин, явно смутившись.
Энтони пожал плечами:
— К сожалению, у нас нет выбора. Мне тоже это не нравится, но я предупредил Стоунвилла и сказал, что он должен обращаться с вами как с моей кузиной, то есть со всем подобающим уважением. Кроме того, вы не в его вкусе. Он предпочитает женщин без мозгов, зато с огромной… — Энтони прикусил язык.
— С огромной грудью? — Мэдлин улыбнулась. — Таких женщин предпочитают многие мужчины. Вы уверены, что не относитесь к ним?
Энтони невольно рассмеялся:
— Пожалуй, когда–то относился. Но видите ли, люди иногда меняются. И меняются их вкусы. — Он взял ее руку в перчатке и поцеловал.
Дыхание Мэдлин участилось, и она заставила себя отдернуть руку.
— Кажется, вы говорили о своем друге, что если он будет вынужден представить меня… Значит, может случиться так, что он не станет меня представлять?
— Я сказал ему, что надо по возможности этого избегать. Тем меньшей будет вероятность того, что миссис Харрис узнает о вашем присутствии на вечеринке.
Она пристально посмотрела на него:
— Но я должна знать, кто является объектами моих наблюдений! Для меня это очень важно.
— Важно? Но почему?
— Если я пишу научную статью и рассчитываю, что она будет опубликована, то необходимы подробности, не так ли? Ведь придется как–то доказать, что я действительно проводила наблюдения, и потребуются свидетели. Поскольку же вы не можете быть моим свидетелем…
— Нет–нет. — Энтони решительно покачал головой. — Вы не должны упоминать имена гостей в своей проклятой статье, понимаете?
Мэдлин поджала губы.
— Но почему? Ведь все они — люди науки.
— Вы прекрасно знаете, что сейчас такие вечеринки считаются… не совсем приличными. — Энтони вздохнул. — Я уверен, что мои друзья не очень–то обрадуются, если вы упомянете их имена в какой–то статье. — Заметив беспокойство, промелькнувшее в глазах Мэдлин, он заставил себя улыбнуться. — А вы не могли бы просто называть их «объект А» и «объект Б»?
— Мне все равно понадобится записать, кто они такие, чтобы кто–то мог подтвердить мои выводы, если у кого–нибудь вдруг возникнут сомнения.
— Это невозможно, — заявил Энтони. — Наблюдайте, пишите все, что хотите, но проявляйте сдержанность. И не делайте попыток познакомиться с кем–то из гостей. Иначе кто–нибудь из них непременно захочет узнать, кто же такая эта «миссис Брейхем», понятно?
Мэдлин едва заметно кивнула:
— Разумеется, лорд Норкорт.
Энтони внимательно посмотрел на свою спутницу. Судя по всему, слово «разумеется» в данном случае означало: «Я сделаю все, что пожелаю, и только попробуйте остановить меня». К сожалению, остановить ее он никак не сумеет, так как его не будет с ней рядом. Следовательно, придется предупредить Стоунвилла, чтобы получше приглядывал за ней. Ему ужасно не хотелось обращаться к приятелю с такой просьбой, но другого выхода не было.
Когда же они прибыли и Мэдлин сняла плащ, он, окинув ее взглядом, решил, что, наверное, все–таки не стоит просить Стоунвилла, чтобы «приглядывал» за ней. В вечернем платье с низким вырезом Мэдлин была очаровательна, и было совершенно ясно: Стоунвиллу, как только он увидит ее, захочется на нее наброситься.
И Энтони оказался прав: когда их с Мэдлин провели в кабинет, Стоунвилл тотчас же вскочил на ноги и уставился на гостью с хищной улыбкой. Затем приблизился к ней, поцеловал ей руку и, отступив на шаг, окинул оценивающим взглядом ее фигуру. Энтони и сам вел себя подобным образом, когда знакомился с привлекательной женщиной, но сейчас ему ужасно хотелось придушить приятеля.
«Господи, что со мной происходит? — удивлялся он. — Неужели я ревную? Но ведь такого просто быть не может…» Однако приходилось признать: он действительно ревновал. И это ему совсем не нравилось.
— Описывая свою кузину, Норкорт, ты, кажется, сказал, что она довольно красива, — с ухмылкой проговорил Стоунвилл. — Довольно красива для кого? Для короля? Для Императора? Для Бога?
Прежде чем Энтони успел ответить, Мэдлин рассмеялась:
— Вы преувеличиваете, сэр. Но женщины обычно благосклонно относятся к таким преувеличениям, не так ли?
— Это зависит от того, сколько вина они выпили. — Стоунвилл посмотрел на Мэдлин своим знаменитым «постельным взглядом», и Энтони невольно сжал кулаки.
