Виктория Дал - Это всегда был ты…
— Эйдан…
Он не дрогнул. Не отвел взгляда от брата. Тот может называть его дураком, если хочет. Ради Кейт он готов на все.
В конце концов Эдвард лишь покачал головой:
— Ладно, не буду зря сотрясать воздух.
— Правильно решил.
Брат засмеялся, лицо его наконец расслабилось.
— Уверен, ты все равно сделаешь по-своему. Как всегда.
— Помнишь, как я говорил тебе, что собираюсь жениться на Кейти?
— Да. А я уверял тебя, что ты еще слишком молод для такого шага.
— А я обвинил тебя в том, что ты просто циник, который ничего не знает о любви, старый холостяк.
— Мне было всего двадцать шесть.
Эйдан улыбнулся:
— Почтенный возраст. Большой жизненный опыт. Но на следующий день ты все-таки дал мне свое благословение.
— Мать вступилась за тебя.
Он этого не знал. Эйдан вскинул голову:
— В самом деле?
— Она сказала, что не надо тебя отговаривать. Что ты искренне ее любишь. Что нашему отцу было всего двадцать два, когда он сделал ей предложение, и что они горячо любили друг друга до самой его смерти.
— Что ж! — Эйдан снова скрестил лодыжки, потом поставил ноги на пол и сел прямо. — Мать всегда обожала хорошую мелодраму.
— Она хотела, чтобы ты был счастлив.
Эйдан потер рукой шею, взъерошив волосы на затылке.
— А то, что произошло потом… Она опасалась причинить тебе еще больше боли.
— Знаю. Я никогда и не думал, что это было намеренно. Просто ее сентиментальность и экзальтированность взяли верх над любовью ко мне.
— Извини, но ты не прав.
От неодобрения в голосе брата его лицо вспыхнуло.
— Ты не знаешь, к чему это привело.
— Почему ты так думаешь?
Эйдан отвел взгляд, устремив его в дальний угол комнаты, лишь бы не встречаться с его глазами. Конечно, Эдвард слышал сплетни и пересуды. А в первые годы он, вероятно, своими глазами видел его распутство и пьянство.
— Но я сам решил извлечь пользу из выдуманной нашей матерью легенды. Молодой человек, горько переживающий смерть возлюбленной. Герой с разбитым сердцем, нуждающийся в утешении. Но когда узнал, что это она разболтала мои тайны… Было таким облегчением ненавидеть еще кого-то, помимо себя самого.
В наступившей тишине было слышно только потрескивание огня. Искры отрывались от языков пламени и медленно уплывали вверх, в дымоход.
— Неужели ты не можешь простить ее? — тихо спросил Эдвард.
— Я уже давно это сделал.
— Не уверен, что мать знает, Эйдан.
Да, скорее всего это так и есть. Он примирился с ее поступками, но со своими — никогда. Ведь он сам во многом виноват. Размышляя над этим, Эйдан вдруг заметил кресло в небольшом алькове рядом с угловым окном. Какой-то серый куль на нем… что это еще там такое?
— Это кто же там? Неужели тетя Офелия?
Они оба поднялись и, подойдя, обнаружили там старенькую тетушку, дремлющую на бледном солнышке. Та открыла один глаз и зло уставилась на них.
— Тетя Офелия; — прокричал Эйдан. — Как приятно снова видеть вас. Могу я отвести вас в вашу комнату?
Она поднялась на ноги, прежде чем кто-то из них успел ей помочь, и зашаркала прочь, не проронив ни слова.
— Думаешь, она что-нибудь слышала?
Эдвард рассмеялся:
— Старая карга уже много лет туга на оба уха.
— Ну да. — Эйдан нахмурился, услышав стук закрывшейся двери дальше по коридору. — Конечно.
От беспокойства его отвлекли донесшиеся из переднего холла оживленные голоса. Он молился, чтобы это была сестра, а не какие-нибудь нежданные гости, и действительно скоро узнал голос Мариссы.
Все домочадцы сбежались приветствовать ее и поинтересоваться, как прошло путешествие, Эйдан крепко обнял сестру, затем пожал руку ее мужу Джуду. Когда-то тот был его хорошим другом. И настолько порядочным, что вызвался жениться на мисс Йорк, когда она оказалась скомпрометированной. Но сейчас Эйдан и Джуд настороженно оглядывали друг друга, ведь они так давно не виделись, пока Марисса рассказывала об их поездке в Оттоманскую империю.
Легкий бронзовый оттенок ее обычно бледной кожи говорил о долгом пребывании молодоженов под палящим солнцем, а глаза сияли как изумруды, когда она словоохотливо делилась своими впечатлениями об их приключениях.
Их мать преувеличенно громко охала и ахала, глядя на Мариссу.
— Моя дорогая! — воскликнула она. — Ты смугла, как наложница-персиянка.
— Уверена, этим особам не часто доводится бывать на улице. Им, к примеру, даже не разрешают прокатиться на верблюде.
— Только не говори, что ты это проделала.
Марисса усмехнулась:
— Ну, если ты не хочешь, чтоб я была откровенной…
— Чепуха! Для меня это невыносимо, но твои братья непременно захотят послушать!
Вот уж неправда. Их мать буквально дрожала от возбуждения, и если ее дочь не поостережется, то в следующем экзотическом путешествии с мужем они окажутся обремененными, чего доброго, нежеланной попутчицей.
Каким бы увлекательным ни был рассказ Мариссы, Эйдан поймал себя на том, что мыслями уносится прочь, как часто с ним бывало. Он давно отделился от семьи и теперь боялся, что эта связь прервалась навсегда. Он наблюдал за матерью, братом, сестрой и кузеном, пока они оживленно разговаривали. Даже тетушка Офелия висла на руке Джуда, улыбаясь какой-то его истории. Эйдан направился к двери.
Он возьмет свою любимую лошадку, чтобы прокатиться с ветерком, а за обедом вновь присоединится к своим родным. К тому времени он уже будет готов вновь предстать перед ними.
— Эйдан, подожди! — окликнула его Марисса, когда он взялся на дверную ручку.
Он замер и неохотно обернулся, но когда она подбежала к нему, крепко обнял ее и еще несколько раз ласково чмокнул в щеку.
— Твое новое положение тебе идет, — честно сказал он. — Ты выглядишь такой красивой. И счастливой.
— Это потому, что я действительно счастлива. По-настоящему.
Ее теплая улыбка растопила его сердце. Два месяца назад он даже не надеялся, что этот брак будет удачным. Ну разве что сносным. Но сейчас сестра вся просто светилась от переполнявших ее радостных чувств.
— Решил улизнуть? — спросила она, погрозив пальцем.
— Всего лишь прокатиться. К обеду вернусь.
— Но я же только что приехала. Как тебе не стыдно? Останься! Ну, пожалуйста.
Он проглотил комок в горле, не зная, как поступить.
— Еще успеешь покататься. Вот приедут гости, составят тебе компанию.
— Хорошая мысль. — Эйдан заставил себя улыбнуться и наклонился, чтобы еще раз чмокнуть Мариссу в щеку. — Ну ладно, сестрица, так и быть. — Он положил ее руку на изгиб своей и повел к кушетке. — Поведай мне, что вы делали в Константинополе. Ведь путешествие таило в себе опасности, не так ли?
