Тина Габриэлл - Скандальное предложение
— Что случилось? Где мистер Сент-Брайд?
— Если у него есть мозги, то он ушел навсегда, — произнес Блейк, поднимаясь.
— Мы приехали как раз вовремя. — Джастин быстро шагнул вперед и встал рядом с Самантой. — Сент-Брайд напал на мисс Эштон, и Равенспер разделался с ним.
— О, Боже мой, бедняжка! — Саманта подбежала и присела рядом с Викторией. — Прости меня, что я оставила тебя с ним наедине!
— Я в порядке, — неуверенно улыбнулась Виктория. — Ничего не случилось.
— Ничего не случилось, мадам?! — возмутился Блейк. — Мне пришлось стаскивать с тебя этого негодяя, который шарил по всему твоему телу, а ты говоришь «ничего не случилось»?
Эта яростная вспышка гнева застала Викторию врасплох.
Саманта прикрыла рукой рот, казалось, она вот-вот расплачется — ведь она оставила подругу в таком уязвимом положении.
Губы Джастина сжались в одну тонкую линию. Он неодобрительно посмотрел на Саманту, понимая, что и она виновата в случившемся.
В комнате повисла напряженная тишина, у Виктории тревожно упало сердце.
— Оставьте нас, — обратился Блейк к Саманте с Джастином, — я хочу поговорить с Викторией наедине.
Леди Саманта собиралась, было возразить, но, увидев холодный взгляд Джастина, решила промолчать. Пара без слов вышла из гостиной, и Виктория осталась с Блейком одна.
Она немедленно встала и, чувствуя, с каким трудом сдерживает себя, попыталась успокоить его:
— Спасибо тебе за помощь. Ни леди Саманта, ни я не предполагали, что он так поведет себя.
Блейк круто повернулся, возвышаясь над ней:
— Неудивительно, что этот изысканный франт вел себя именно так: вчера вечером ты продемонстрировала ему себя в полном блеске. Мужчина может терпеть колкости только от красивой женщины.
— Что?
— Я решил поехать с Джастином к леди Девон, чтобы самому привезти тебя в Роузвуд. Представь мое удивление, когда я обнаружил, что ты тут пожинаешь плоды своего флирта.
— Ты меня обвиняешь? — недоверчиво спросила Виктория. — Ты считаешь, что я как-то спровоцировала Сент-Брайда?
— А разве нет?
— Ты сумасшедший! — Виктория резко повернулась, шурша юбками, и устремилась к выходу.
Блейк успел схватить ее за руку и повернуть к себе. Его пальцы держали ее запястье, словно стальные обручи.
— Не появись здесь я, ты бы лежала на этом диване, — он кивнул головой в сторону маленького диванчика, — с задранными на шею юбками, а этот хлыщ возился бы со своими бриджами.
Ужасная картина тут же предстала перед глазами Виктории, и она почувствовала, как в желудке все перевернулось от отвращения. Она попыталась выдернуть руку из его тисков, чтобы как можно скорее уйти от него, от его пронзительного взгляда.
— Отпусти меня. Но Блейк подтянул ее ближе к себе, его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица.
— Ты принадлежишь мне, Виктория. Ты куплена, за тебя заплачено за целый год, и никто не прикоснется к твоему телу, кроме меня.
Виктория почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Да как он смеет! Страх и тревога сменились гневом, когда она услышала жестокие слова Блейка.
— Ты сумасшедший! — взвизгнула Виктория. — Тебя бесит, что мужчина отнесся ко мне как к женщине легкого поведения, но ты ведь и сам хотел этого с самого начала. Ты хотел уничтожить моего отца, и он будет уничтожен, когда общество узнает, что его дочь стала проституткой.
Блейк отпустил ее руку и уставился на Викторию горящими глазами, полными упрека.
— Не проходит ни одного дня, моя дорогая, чтобы я не обдумывал заново свой план и мысленно не совершал правосудие, вызвав Чарлза Эштона на дуэль. И не важно, какое оружие он при этом выберет, я уничтожу его раз и навсегда.
Услышав, с какой твердостью произнес Блейк эти слова, Виктория похолодела.
— Тогда почему ты прямо сейчас не бросаешь ему вызов?
— Я хочу продлить его страдания.
Как парочка скорпионов, поднявших хвосты и готовых ужалить, они угрожающе ходили по кругу друг перед другом.
— Ты несправедлив, обвинив моего отца во всем, что произошло, — произнесла Виктория, — потому что ни присяжные, ни судья никогда не выносили обвинительного вердикта.
— Как любящая дочь, ослепленная верой в отца, ты никогда не учитывала возможность предательства с его стороны.
Виктория восприняла это как насмешку над собой. Она и любящая дочь?
Никогда. Скорее она была похожа на ребенка, поведение которого колебалось между неповиновением и страхом, как происходит с детьми, которые растут с такими сторонниками жесткой дисциплины, как ее отец.
— Ты не можешь считать Чарлза Эштона ответственным за… за…
— Самоубийство отца? — резко закончил Блейк. — Я знаю, мой отец приложил пистолет к виску и выбил себе мозги. С этим я должен жить всю свою жизнь. Но ты не понимаешь: человека можно поставить в такие обстоятельства, что он по-настоящему поверит — другого выхода у него нет.
— А мне трудно поверить, что мой отец мог заставить твоего отца покончить жизнь самоубийством.
— Что можешь ты, обыкновенная женщина, знать о деловых отношениях партнеров?
Виктории хотелось сказать ему, что о деловых отношениях она знает побольше некоторых мужчин, что она, обыкновенная женщина, — талантливый инвестор, которая надеется обеспечить себя однажды без мужского участия. Но Виктория только закусила губу и промолчала.
Ее знания — это ее козырь, он может понадобиться ей, чтобы защитить себя от беспощадных мужчин, угрожающих ее обычной жизни.
— Ты не хочешь поверить, что Чарлз Эштон способен причинить зло, — продолжал Блейк, видя, что она молчит.
— Делал ли он то, о чем ты говоришь, или нет — к делу не относится, — неожиданно выпалила Виктория. — Возможно, твой гнев направлен не туда, куда нужно. Ты злишься на моего отца, вместо того чтобы злиться на своего — ведь он покончил жизнь самоубийством и оставил свою семью один на один со всеми трудностями. Тебе следует обдумать и такую возможность.
По лицу Блейка промелькнула тень печали.
— Это не может служить оправданием той судьбы, которая выпала впоследствии моей семье. Я могу забыть то, что пережил сам, но я никогда не прощу страданий моей матери и сестры.
При упоминании о гибели женщин семьи Мэллори боевой пыл Виктории несколько охладел. И хотя Блейк старался скрыть поднявшуюся в нем скорбь, она уловила это чувство, отразившееся на его лице.
Его печаль была глубоко погребена под слоями ненависти, которая с годами проникла в его кровь и отравила его существование.
— Мне очень жаль. Я слышала, твоя мать умерла от туберкулеза из-за плохих условий в работном доме, но я никогда не знала, что случилось с твоей сестрой Джудит. — Сестра Блейка была старшим ребенком в семье Мэллори, и Виктория помнила, что она была сдержанной и очень женственной.