Эшли Марч - Неотразимая графиня
Карета плавно катила по дороге, и каждую минуту Себастьян боролся с желанием остановить карету и приказать кучеру повернуть назад в Линли-Парк. Он войдет в салон, схватит Лию и заставит ее вернуться к здравому смыслу.
И потом поцелует ее.
Но даже при том, что на протяжении всей дороги он не один раз протягивал руку к крыше кареты, он всегда опускал ее, так и не постучав, чем выказал бы свое желание изменить маршрут.
Они оба пришли к финалу, он и Лия. Она осуществила свою задумку, и он должен сделать все, чтобы защитить Генри от возможных последствий. Может быть, если бы он раньше мог предупредить скандал… но нет, он пытался. Он просто не сказал ей, чем это обернется для него или для Генри. И даже если сказал, у него не было уверенности, что это изменит ее решение, когда она с такой небрежностью отмахнулась от его опасений накануне вечером.
Проклятие!
Карета катила мимо меловых холмов, мимо перелесков, которые казались пугающе темными и таинственными в отсутствие луны. Себастьян обхватил голову руками, образ Лии отпечатался в его сознании, особенно тот момент, когда она с высоко поднятой головой вошла в салон, более царственная, чем сама королева Виктория.
И до чего же абсурдно было это мгновение в коридоре, он был рад видеть ее — счастлив, что в конце концов она одета в черное, хотя это и не было привычным платьем вдовы. В этот момент она казалась свободной. Он не чувствовал вины за то, что хотел ее, хотя после смерти Анджелы прошло не так уж много времени. Как не чувствовал вины и за то, что она была женой Йена. Все казалось правильным, их будущее вместе неясным, но определенно что-то было возможно, за исключением его сексуальных фантазий.
Поддавшись импульсу, Себастьян не выдержал и постучал в крышу. Карета замедлила движение, лошади недовольно заржали, когда кучер натянул поводья.
Его дыхание стало более быстрым, нетерпение охватило его при мысли вернуться назад и увидеть ее. Кучер спрыгнул на землю и открыл дверцу кареты.
— Вы стучали, милорд?
Себастьян вздохнул и подумал о Лие.
И выдохнул. И снова подумал… о Генри.
— Не важно, — сказал он. — Это ошибка.
Повернув голову, он выглянул в окно. Сельский пейзаж скоро исчезнет, и они въедут в город, приближая его к сыну и отдаляя от Лии.
— Поехали.
Прошло четыре дня после завершения эпопеи с приемом. Все гости уехали в ту же ночь после окончания знаменательного обеда, поэтому когда Лия проснулась на следующее утро, в доме стояла тишина, и только приглушенный шум шагов слуг доносился до ее уха. Это было похоже на то печальное утро после смерти Йена, когда она уединилась в Линли-Парке, чтобы не видеть никого.
Лия вышла в сад. Она гуляла в своем излюбленном месте, там, где цвели розы, когда вдруг услышала звук подъехавшего экипажа. Ей не нужно было долго гадать, кто бы это мог быть. Среди тех людей, которых могло расстроить ее поведение в злополучную ночь, были, конечно, виконт и виконтесса Реннелл, родители ее покойного мужа.
Подобрав юбки, она прошла через крытую оранжерею и вошла в холл. Проходя мимо зеркала, быстрым движением поправила волосы. Нет, на ней не было ни вдовьего чепца, ни вуали. Она даже отказалась от черного платья. Если сплетни еще не дошли до них, то ее внешний вид скажет им то, что они хотели знать.
Херрод появился на верху лестницы, когда она начала подниматься.
— Мадам, лорд Реннелл.
— Он в гостиной?
Дворецкий наклонил голову:
— Да, мадам. Виконт уже попросил чай и бисквиты.
— Конечно. И принесите его светлости вишневый торт, который он так любит.
Низко поклонившись, Херрод удалился. Лия поднялась по лестнице в гостиную. Ее руки дрожали, когда она остановилась перед дверью. Глубоко вздохнув, она расправила плечи и вошла в комнату.
— Милорд Реннелл. Мое по…
И замерла, делая книксен… Леди Реннелл отсутствовала.
Виконт поднялся и небрежно поклонился:
— Лия, пожалуйста… присядьте.
Тридцать секунд. Это все, что понадобилось виконту, чтобы показать, что он хозяин Линли-Парка и что лишь из-за его благосклонности она живет здесь и имеет не только кров над головой, но и еду, и развлечения…
Она села.
Вошла горничная с подносом, на котором был сервирован чай, и поставила его на столик между ними, не говоря ни слова. Когда девушка ушла, Лия налила чай.
— Молоко и сахар, как обычно, милорд? — спросила она.
— Да, пожалуйста. Я вижу, вы распорядились насчет вишневого торта?
Уголки его губ чуть приподнялись в улыбке, когда он взял печенье.
Лия передала ему чашку чаю, втайне радуясь, что ее рука не дрожит. Тем не менее, когда она клала сахар в свою чашку и взяла ее с подноса, та едва не выскользнула из ее рук и не опрокинулась ей на колени.
— Я приехал сообщить, что вы должны оставить Линли-Парк через две недели, — чуть позже сказал лорд Реннелл. — Я дам вам небольшую сумму денег…
— Спасибо, милорд.
— Но впоследствии мы больше не будем принимать вас ни в одном из наших домов, а также прекратим оказывать вам ту материальную поддержку, какую оказывали прежде.
Лия встретила его взгляд и опустила глаза. Она кивнула:
— Я понимаю.
Последовало несколько длительных тягостных секунд молчания, в течение которых она выбирала между своим чаем и слушанием, пока лорд Реннелл тщательно пережевывал вишневый торт.
Наконец она услышала, как он поставил чашку на поднос.
— Лия, — мягко проговорил он. Она взглянула на него. — Вы думаете, мы не знали?
— Гости?.. Вы получили мое письмо, да?
— Нет, речь не о вечеринке. О Йене. Он был нашим сыном. И вы за такое короткое время стали нам как дочь.
— Милорд, мне очень жаль…
— Не надо извиняться. — Его рот дернулся, напомнив ей Йена. — Мы оба знаем, что вы не имели это в виду. Я бы сказал, вы заслуживаете быть счастливой. Господь знает, как мы оба, и я, и леди Реннелл, переживали, видя вас такой подавленной из-за неверности Йена.
— И когда вы узнали?
Ее рука сильно сжала ручку чашки. Сознание того факта, что она сумела сохранить в секрете от всех измену своего мужа, хоть как-то смягчало ее горе, ведь никто не знал об ее унижении. Сейчас она чувствовала и свою силу, и уверенность, но, оказывается, виконт и виконтесса были свидетелями худшего в ней: ее слабости, ее попранной гордости.
— Что-то изменилось в вас. Вы перестали смотреть на Йена, словно он король, и стали более замкнутой даже с нами. — Он сделал паузу. — Мы хотели бы и дальше относиться к вам как к нашей дочери, члену семьи. Мы бы любили вас, моя дорогая, и сделали бы для вас все. Но сейчас…
