Мишель Зевако - Эпопея любви
— Ах, дядюшка, я так раскаиваюсь!
— А какой черт толкнул тебя на то, чтобы рассказать об этих дамах Пардальянам?
— Не черт, а страх… я боялся за свои уши!
— Жалкий трус! Уши хотел спасти! А я ведь был готов пожертвовать всем своим состоянием, хотя для меня с деньгами расстаться — страшнее смерти. Да знаешь ли ты, какую беду накликал на нашего дорогого хозяина?
— Пощадите! Простите!
— А что со мной теперь будет? Как я посмотрю в глаза монсеньеру?
Старый Жиль сокрушался вполне искренне. Он обхватил голову руками и мучился вопросом: что страшней — смерть или гнев маршала. Однако интендант сообразил, что есть свидетель его героического поведения — Жилло; значит, Жилло надо сберечь.
— Слушай же! — заговорил старик. — Я сохраню тебе жизнь, а монсеньер поступит с тобой, как захочет. Но я должен наказать тебя за трусость и предательство; ты обесчестил нашу семью… Не говорю уже о пропавших деньгах…
— Не я это! Не я! — завопил Жилло.
— Не говорю уже о том, — продолжал невозмутимый интендант, — что ты попытался ограбить меня. Лучше бы ты меня кинжалом пронзил, а к деньгам не притрагивался… Но я прощаю тебе это гнусное преступление. Ну а монсеньер тебя выслушает и решит, как с тобой поступить. Однако ты расскажешь ему всю правду!
— Клянусь небом!
— Хорошо. В таком случае я тебя покараю за тот ущерб, что ты нанес мне: ведь из-за твоего предательства монсеньер может и меня выгнать. Тебе за твой грех и наказание: ты предал и дядю, и хозяина, пытаясь спасти свои уши, так я тебе их и отрежу!
— Нет!.. Пощадите! — взвыл Жилло.
Жиль спокойно встал, опробовал на ногте, хорошо ли наточен нож, и подошел к племяннику. Смертельно бледный Жилло попытался еще поторговаться:
— Может, дядюшка, одно ухо оставите?
Но не успел он кончить фразу, как старик схватил его за правое ухо и отсек его одним ударом ножа. Жилло закричал, а ухо упало на землю.
— Одно… одно оставьте, — вопил Жилло, не помня себя от боли и страха.
Потом несчастный племянник потерял сознание. Дядя же хладнокровно перешел ко второму уху, и через секунду левое ухо оказалось на полу рядом с правым.
«От судьбы не уйдешь» — считают фаталисты. Рано или поздно Жилло, видимо, должен был лишиться своих обширных ушей, которыми щедро украсила его судьба.
Выполнив свою задачу, старик довольно улыбнулся, но, увидев бесчувственного, залитого кровью племянника, забеспокоился:
— Не дай Бог этот болван умрет! Кто же тогда объяснит все маршалу?
Жиль кинулся в буфетную, принес воды, вина с сахаром, сердечные капли, бинты. Он промыл раны племяннику, смочил их вином, надежно перевязал и влил Жилло в глотку сердечные капли. Племянник пришел в себя, огляделся и поднес руки к голове: он, видимо, считал, что все пережитое — лишь кошмарное видение. Но ушей не было!.. Жилло жалобно застонал.
— Ну что ты завыл? — спросил Жиль с сатанинской лукавой усмешкой.
— А как я теперь слышать буду?
— Дурень он дурень и есть! — буркнул Жиль вместо утешения.
Потом он помог племяннику подняться, поставил его на ноги и оба двинулись к лестнице. Внезапно они остановились: в угасающем свете факела перед ними предстал человек. Это был маршал де Данвиль!
— Монсеньер! — вскричал Жиль и бросился на колени.
— Что тут происходит? — спокойно спросил маршал.
— Монсеньер! Случилось несчастье! Но я невиновен, клянусь! Я следил, как вы велели… Но тут вмешалась судьба и мой олух-племянник!
— Объясни как следует! — сурово сказал Данвиль.
— Монсеньер, увы, Пардальяну известно, где спрятаны пленницы.
III. Астролог Руджьери
Прошло три дня после торжественного въезда короля Карла IX в Париж. Вечером, когда часы на башне монастыря Сен-Жермен-Л'Озеруа пробили десять, две тени медленно скользили через сады, окружавшие новый дворец королевы-матери.
На месте теперешнего Хлебного рынка, недалеко от Нельского замка, стоял когда-то дворец Суассон. Екатерина Медичи, имевшая страсть к приобретательству и накопительству, купила обширные сады и заброшенный участок вокруг дворца. Она приказала снести развалины дворца Суассон. Полк каменщиков воздвиг, как по мановению волшебной палочки, новое здание, изящное и великолепное. Армия садовников насадила вокруг дворца королевы деревья, кусты, цветы. Екатерина, которая всю жизнь тосковала об Италии, приказала доставить за большие деньги во Францию апельсиновые и лимонные деревья и посадить их вокруг дворца. Королева обожала утонченность и роскошь, чарующие ароматы, цветы и духи. А еще она любила запах крови.
В саду, в том углу, что был ближе к Лувру, по приказу Екатерины и по ее наброскам была воздвигнута башня, напоминавшая дорическую колонну и гармонично завершавшая архитектурный ансамбль. Башню построили специально для Рене Руджьери, астролога королевы. Вот туда и направились две тени, о которых мы говорили. Тени… ибо Руджьери и Екатерина — а это были они — двигались в полном молчании и были одеты в черное. У подножия башни они остановились. Астролог вытащил ключ из кармана и отпер низкую дверцу.
Они вошли внутрь и оказались у винтовой лестницы, поднимавшейся к верхней площадке башни. Внизу располагалось что-то вроде мастерской — темная узкая комната, где Руджьери разместил свои инструменты, подзорные трубы, компас и тому подобное. Из мебели были только стол, заваленный книгами, и два кресла. Узкое, высокое окно-бойница выходило на улицу де ла Аш. Вот через это окно старая Лора, шпионившая за Алисой де Люс, фрейлиной королевы, передавала Екатерине свои записки.
В этот день королева получила от Лоры следующее письмо: сегодня вечером, около десяти часов, она встретится с некоей особой. О встрече даст отчет завтра.
— Ваше Величество желает, чтобы я зажег факел? — спросил Руджьери.
Но вместо ответа Екатерина схватила астролога за руку, словно приказывая ему замолчать. Дело в том, что она услышала шаги на улице. Кто-то приближался к башне. Екатерина Медичи, обожавшая шпионить, инстинктивно почувствовала, что это безусловно шаги той особы, которая намеревалась нанести Алисе де Люс важный визит.
Королева подошла к бойнице, но лиц прохожих в темноте не было видно. Екатерина стала внимательно вслушиваться.
Люди, шагавшие по улице, кто бы они ни были, видимо, и не подозревали, что за ними следят. Они остановились как раз у башни, рядом с бойницей, и королева услышала мужской голос… голос проникнутый глубокой печалью. Этот голос заставил королеву вздрогнуть.
— Я подожду, Ваше Величество, — произнес неизвестный. — Отсюда мне видна и улица Траверсин, и улица де ла Аш. Никто не сможет незаметно подойти к дверям дома. Я буду на страже. Ваше Величество может чувствовать себя в полной безопасности.
