Джилл Барнет - Джунгли страсти
Мужчины Лару защищали ее. Она была единственная женщина этого почтенного семейства южан, с гордостью носившего свое имя, такое же древнее, как ореховые деревья, обрамлявшие длинную подъездную аллею родового имения. Ее мать была из рода Калхунов – еще одно имя, которое уже само по себе очень много значило в штате Южная Каролина, где кровные связи определяли социальное положение.
Ее мать была настоящая леди, ее баловали, нежили и любили все мужчины Лару. Но она умерла, когда Юлай – ли была совсем еще крошка. И девочка сама себе придумала маму, представляя ее по портрету, висевшему над камином в гостиной, и по рассказам братьев и других людей, которые обожали эту женщину. Юлайли, как и маму, оберегали от всего, что, по мнению пятерых братьев, могло оказаться хотя бы в малейшей степени опасным, неприятным или неприличным. Куда бы Юлайли ни отправлялась, будь то школа мадам Деверо – этакий дамский бастион, где внушались правила приличия и куда ее отвозили в семейной карете, или церковь, или редкий званый вечер, ее всегда сопровождали по крайней мере двое из пяти братьев.
Так она и жила, в своем замкнутом маленьком мирке, где жизнь текла размеренно и гладко и где одно ее имя раскрывало перед ней все двери как по волшебству, где женщины были настоящими дамами и знали, как себя вести, а мужчины защищали и боготворили их.
Единственный родственник, которого не было рядом с Юлайли, чтобы баловать ее, – отец. Именно из-за него она оказалась здесь, именно из-за него она теперь испытывала робость и волнение: она не знала, как вести себя с отцом, которого не видела семнадцать лет, и пыталась представить, какое произведет на него впечатление, когда в конце концов сегодня вечером их встреча состоится.
Блестящее черное тело качнулось и исчезло в запутанных корнях. Змея уползла прочь. Сэм наконец осмелился сделать выдох. Он был вновь свободен, почти. Ему предстояло добраться до реки. И снова пополз сквозь заросли. Острые шипы растений кололи и царапали сквозь рубашку. Землю покрывал толстый слой сгнивших листьев, а вскоре заросли начали редеть. Он полз, пока не оказался на участке с сырой глинистой почвой, черной, как небо в безлунную ночь.
Еще секунда, и он вновь обрел свободу. Он вскочил и побежал. С гигантского баньяна взмыла стая птиц, словно выстрелили картечью. Их темные силуэты закрыли лоскуток неба, пробившийся сквозь шатер из лиан. Заверещали какие-то зверушки и с шумом бросились наутек.
Неожиданно Сэм оказался посреди цветного моря – красный жасмин, желтый гибискус, пурпурные орхидеи. Воздух наполнился сладким ароматом тропиков. Он забрел в заросли цветущих растений, стелившихся вокруг него пышным ковром. Когда он вырвался из душного плена, аромат постепенно растаял.
Наконец он почувствовал запах реки. Влажность усиливалась с каждым шагом. Запахло илистой водой. Стихло неясное бормотание на смеси испанского и местного диалекта, голоса остались где-то позади, теперь он слышал шум стремительной реки.
Если удастся дойти до реки, можно считать, что дело сделано. Река Пасиг вела в Тондо, предместье Манилы. На людных торговых улицах он легко сможет затеряться в толпе, оторваться от преследователей. За ним шли солдаты Агинальдо: он был им нужен. Только он знал о грузе оружия, за которым охотились все – и испанцы, и Агинальдо, и командир Сэма, Андрес Бонифасио. Если он попадет не к Бонифасио, а в чужой лагерь, можно считать, что он мертв.
Юлайли завернула за угол и увидела то, что искала. Рынок Тондо. Шумный, суетливый, бурлящий, где все двигалось с такой скоростью, что у настоящей леди чуть не закружилась голова. Примитивные фургоны и – серые разбитые тележки с опущенными бортами стояли рядами, из них выплескивались разноцветные радуги тканей, опускаясь до самой земли, вымощенной булыжником. Повсюду шныряли продавцы, торговавшие всякой мелочью вразнос.
Ее влекла экзотическая атмосфера, она протискивалась вдоль рядов, зачарованная многоцветием: бесчисленные рулоны блестящих китайских шелков и мягкого бархата пурпурных, бордовых, темно-синих и желтых тонов возвышались шаткими горами над низкорослыми китайскими купцами. Ее затянуло в густую толпу, и путь к тем чудесным шелкам преградила телега с огромными мотками шерсти и тонкими коврами. Юлайли остановилась и огляделась: ее окружали только одни филиппинцы.
Она сделала шаг назад, чтобы выбраться из этой толпы, когда ее внимание привлекло необычное зрелище. По краю рыночной площади вышагивали филиппинские женщины с корзинами фруктов на головах. И хотя видеть подобное было ей не внове – прачки в Южной Каролине носили свои корзины точно так же, – эти корзины были такие огромные, а женщины такие миниатюрные, что казались вполовину меньше своей ноши. Высокие корзины наполняли золотистые плоды папайи вперемешку с зелено-розовыми манго, а еще там были необычные оранжевые дыни, каких она раньше не видела.
Откуда-то справа донесся сильный запах моря, и Юлайли повернулась в ту сторону. Несколько повозок, поставленных в ряд, были завалены горами свежей рыбы. Продавцы выливали на улов ушаты морской воды, стараясь сохранить товар в нестерпимой послеполуденной жаре.
Рынок Тондо, с его атмосферой радостного возбуждения и свободы, поймал Юлайли в сети, совсем как ту рыбу. Зачарованная толпой, Юлайли не подозревала, что ее затягивает в глубокую пучину и что этот день перевернет ее спокойную, достойную, защищенную и одинокую жизнь.
Глава 2
Сэм еще не умер, но чувствовал себя как в аду. Он чертовски устал, вымок насквозь, а легкие горели, словно он надышался огнем. Сэм нырнул под низкий баньян, перепрыгнул узел обнаженных корней и с шумом продолжил свой путь. Он готов был выложить месячное жалованье наемного солдата за спасительный глоток виски, который взбодрил бы его и смочил пересохшее горло. Как только он оторвется от погони, тут же отправится на поиски бутылки привозного виски. Он уже сейчас почти чувствовал вкус «Олд Крау» во рту. Видение подстегнуло его.
Его мачете прорубало тропу вдоль берега реки, разметая в стороны толстый бамбук. Он все еще слышал шум погони за спиной. Преследователи были совсем близко. Их голоса стали яснее. Он даже разобрал какие-то слова – испанские и тагальские. Сэм тихо выругался. Он уже не так молод и проворен, как когда-то. Мимо просвистел длинный кривой нож и со смертельным звоном врезался в ствол баньяна.
Сэм сразу помолодел.
Через десять минут он достиг предместий Манилы. А еще через пять минут Сэм бежал по дороге. Мерзавцы по-прежнему висели у него на хвосте. Он как пуля вылетел на рыночную площадь и огляделся по сторонам. Услышав крики, обернулся. Преследователи разделились на две группы и собирались отрезать ему путь к отступлению. Сэм ринулся в толпу, с трудом продолжая двигаться вперед. Он был высок, слишком высок. Солдаты стояли неподалеку и показывали на него. Трое других подобрались совсем близко. Сэм перемахнул через оглоблю фургона и швырнул стопку ковриков в ближайшего солдата. Тот упал под их тяжестью и увлек за собой другого. Сэм молниеносно развернулся и ударил третьего, затем снова побежал. Посредине площади, в самой гуще толпы, он залег под фургон и принялся наблюдать. Мимо прошаркали сапоги, облепленные черной грязью джунглей, – первый солдат обошел фургон. Затем появился второй, потом еще один, наконец Сэм удостоверился, что все они рыскают по площади. Ему предстояло выкатиться из-под фургона и исчезнуть в толпе. Продумав план, он приготовился действовать и высунул правую руку из-под укрытия.
