Валери Кинг - Прикосновение Купидона
– Почему же? – изумился он. – Кому же ей доверять их, как не вам? Трудно найти другого такого человека, которому можно было бы довериться. Такую постоянную, верную, снисходительную подругу…
– Подождите, прошу вас! – воскликнула она, поднимая свой веер и раскрывая его. Держа его прямо перед лицом, чтобы скрыться от внимательного взгляда Эверарда, она начала обмахивать свои щеки, чувствуя, как они начинают гореть, заливаясь румянцем.
– Вы прямо-таки описываете свою любимую гончую! – пошутила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
Взглянув на него, она увидела, что он улыбнулся, но тут же стал серьезным.
– Я женюсь на Джулии, – сказал он, и его голос зазвучал мягче и нежнее, – хотя бы для того, чтобы быть подле вас, чтобы я всегда мог наслаждаться вашим остроумием, вашими быстрыми и безыскусными ответами. Вы будете лучшей сестрой на свете, и я буду счастлив называться вашим братом. Надеюсь, вы чувствуете то же.
«Какой абсурд! – подумала она. – Он что, всерьез полагает, что одно из преимуществ брака с Джулией то, что он сможет находиться рядом с ней?» Ей страстно хотелось обратить его внимание на то, что если бы он попросил руки у нее, а не у Джулии, то мог бы быть рядом с ней всегда.
Стараясь перебороть тяжелое чувство внезапной слабости, которое охватило ее, она ответила ему на его первоначальный вопрос:
– Что касается Джулии и согласится ли она стать вашей женой, то, хотя она и не доверяет мне, но я убеждена, что она скорей прогонит сотню раненых зверюшек, чем откажется от вашего предложения.
Сначала Эверард заметно обрадовался, но потом смутился.
– Вы имеете в виду ее пристрастие заботиться о бездомных животных? – спросил он, внимательно изучая ее лицо, чтобы понять смысл ее слов.
Диана кивнула.
– Я полагаю, мне следует объяснить. Вы знаете, что она чувствует себя обязанной спасать эти беззащитные создания. Одна мысль о том, что кто-то из них страдает от боли или отсутствия приюта, разбивает ей сердце. И я хотела сказать…
– Я слышал, что вы сказали, – перебил он ее, – что она даже не подумает отказать мне. Но я хочу знать, Диана, что вы имели в виду.
Она взглянула на него, сознавая, что он понял ее мысль. Он был слишком умен и услышал приговор в ее словах, несмотря на то, что они сообщали ему счастливый ответ, который он жаждал услышать.
– Вы не одобряете союз между мной и вашей сестрой, – продолжил он. – Вы не верите, что я сумею сделать Джулию счастливой?
Диана никогда не думала о браке между Эверардом и Джулией в таком аспекте. Она просто знала, что ее сестра не годится в жены Эверарду. Но, впервые взглянув на их отношения с этой стороны, она должна была признать, что, да, по ее мнению, он не принесет счастья Джулии.
– Да, я не думаю, что вы сумеете это сделать, – ответила она тихо. – Хотя я и считаю вас прекрасным человеком, даже великим человеком, но я не думаю, что вы составите счастье моей сестры.
Услышав эти слова, он резко встал, лицо его побледнело. Прежде чем она успела остановить его или объясниться с ним, он по-военному выпрямился, сдержанно поклонился и быстро ушел прочь.
Она осталась сидеть одна, краснея и не зная, что сказать по крайней мере полдюжине своих ближайших друзей, которые тут же обрушились на нее с вопросами – что же она сделала, чем оскорбила капитана Чарльза Эверарда, что ему пришлось так поспешно покинуть гостиную.
2
– Эверард!
Уже добежав до низа лестницы, капитан услышал свое имя, обернулся, недовольно нахмурившись, и, увидев улыбающиеся лица трех главных матрон лондонского высшего общества, подумал, как сильно ему не повезло. Они позвали его в один голос, но прозвучали, как хор, в котором сопрано выделялся девичий голосок леди Кловелли, миссис Диттишэм вела среднюю партию, а леди Эпплдор басила низким грудным контральто. Сейчас капитан Эверард хотел только одного – исчезнуть из этого дома. Слова Дианы так разозлили его, что он нуждался в том, чтобы срочно успокоиться и усмирить бушевавшие в нем чувства. Он надеялся сделать это, прогулявшись по Беркли-сквер. Однако ему было ясно, что эти три фурии – так их называли в обществе – ни за что не позволят ему ускользнуть. Кроме того, леди Кловелли была хозяйкой дома, и проигнорировать ее было очень непросто!
Он был не единственным, кто услышал их оклик. Не меньше дюжины человек, стоявших и прогуливавшихся в вестибюле, немедленно умолкли и посмотрели на него. Все как один замерли, как мраморные статуи в Британском музее, в застывших позах, с полуоткрытыми ртами и замершими веерами. То, что эти леди могли командовать всеми – включая его самого – с такой легкостью, было похоже на невероятный фокус! Если бы он не был так зол на Диану за ее нелепые замечания, он нашел бы эту ситуацию в высшей степени забавной. И что она имела в виду, говоря, что он прекрасный человек, великий человек?
Он пересек вестибюль, подошел к дамам, стоявшим у дверей, ведущих в бальную залу, и вежливо поцеловал руку каждой из них.
Леди Кловелли, миссис Диттишэм и леди Эпплдор называли фуриями по многим причинам, но то, что они имели огромное влияние в обществе и задавали тон во всех самых значительных событиях светской жизни столицы, от праздников до выездных вечеров, примиряло с ними всех. Приглашение от любой из них расценивалось как доступ в высшие сферы.
– Как ваши дела? – спросила леди Эпплдор звучным голосом, поправляя свой тюрбан золотистого цвета, экзотически присборенный над левым ухом. Ее наряд представлял собой сплошные складки, с ног до головы драпирующие ее массивную фигуру. Из трех женщин она была, на взгляд Эверарда, самой прямолинейной, здравомыслящей и, кроме того, самой властной. Рядом с ней никто не находил в себе силы отказать ей в чем-либо.
Окидывая его оценивающим взглядом, она продолжала:
– Вы знаете, что набоб, о котором так много говорили всю эту неделю, предположительно должен прибыть сегодня сюда инкогнито? Я так взволнована тем, что, возможно, он уже здесь, среди нас, никем не узнанный!
– Конечно, до меня дошли слухи, – вежливо ответил капитан. – Но я очень боюсь разочаровать вас, сказав, что сегодня вечером не встретил никого, кто мог бы обладать таким богатством. Большинство из нас уже порастратили свои состояния за игорным столом.
Дамы хором рассмеялись при упоминании этой слабости большинства их друзей и знакомых, которые слишком сильно полагались на игральные кости, карты и случай.
– Но кто может быть этим набобом? – спросила миссис Диттишэм, произнося слова изысканно в нос. Она подняла руку, чтобы поправить маленькую бриллиантовую диадему, которую носила в массе роскошных черных локонов. Она была высокой, грациозной женщиной, у которой отсутствие титула с успехом замещалось хорошо разрекламированными, хотя и несколько неясными связями с королевскими домами Европы. Она никому не разрешала называть себя принцессой, но, чтобы никто не забывал о ее августейшем происхождении, надевала диадему при каждом выезде в свет.
