Юрий Татаринов - Посланник Аллаха
Сначала гость услышал стук каблучков, в котором угадывалась легкая женская поступь. Наконец дверь открылась и в гостиную вошла дочь хозяина — панна Лина...
Роскошные черные волосы панночки тяжелыми локонами спадали на плечи. Ясные, серо-зеленые глаза ее были чуточку выпуклыми и потому, казалось, источали искреннее удивление, как у наивного ребенка. Маленький ротик, тонкие черные брови и изумительный по красоте курносый носик, чуть туповатый на кончике, делали белое личико этой тоненькой девятнадцатилетней пригожуньи подобным лицу ангела. О таких девушках говорят «звезда». То была истинная красавица. Любой выделил бы ее из сотни и даже из тысячи молодых панн.
Стоило гостю увидеть вошедшую, как глаза его сделались круглыми, а рот сам собой открылся. Казалось, бедняга увидел ту, о встрече с которой мечтал долгие годы. Это был знак восторга, знак признания совершенства представшей пред ним красоты.
Тём временем сама панна Лина ничуть не удивилась. Она привыкла к подобным конфузам мужчин. Такие взгляды заставляли ее разве что быть собранней. Вот и теперь, стоило ей заметить удивление гостя, как наивное выражение на ее личике сейчас же сменилось серьезной задумчивостью. Панночка прикрыла за собой дверь.
— Вы к папеньке? — с деловой интонацией спросила она, словно предлагая решить вопрос, не обращаясь к отцу.
Она ожидала услышать утвердительный ответ, ибо не сомневалась, что незнакомец прибыл просить работу. Но тут случилось непредвиденное...
Изумление прибывшего оказалось настолько сильным, что он не расслышал обращения. Кажется, то напряжение, в котором он пребывал весь сегодняшний день, а может быть, и несколько последних дней, пока шел сюда, достигло предела, после которого уже все начинает восприниматься не иначе как чудо, когда утрачивается чувство реального.
— Как твое имя, несравненная? — с восторгом, словно ответ на этот вопрос должен был повлиять на его представление о самой необходимости жизни, спросил Кундуз — и глаза его увлажнились...
Выражение удивления появилось на лице панночки: бедняжка восприняла пафос гостя как злую иронию. Еще никто не называл ее так! Ей не понравилось, что какой-то старик, бедняк, судя по одежке, разговаривает с ней, как со своей возлюбленной. Одновременно она чувствовала, что пришелец потрясен ее красотой. И, конечно, это не могло не льстить ей. А потому, быстро сменив гнев на милость, панночка ответила:
— Лина!
Сначала гость нахмурил брови. Потом неожиданно подался всем телом вперед и переспросил:
— Как?.. Эвелина?..
Бедняжка панночка уже не сомневалась, что над ней смеются. Она собралась было воспротестовать, заявить, что не желает разговаривать с глухим, вдобавок называющим ее по имени, не согласующимся с канонами ее религии, но тут вдруг заметила, что гость замигал, совсем как ослепленная светом сова... Длинные ресницы бедняги захлопали, а лицо сделалось белым, как мел. Превозмогая боль, несчастный сполз с кресла, в котором сидел, встал на колени и, обхватив себя руками за голову, начал хрипло выговаривать, словно борясь с возможным и даже неминуемым приступом эпилепсии:
— О, Аллах Всемогущий! Велико Твое испытание! И неожиданно для меня! Не по силам оно мне! Почему не предупредил?.. Разве может быть то, чего не должно быть? Разве эта дева не умерла? Ведь минуло столько лет!..
Не на шутку испугавшись, панночка закричала:
— Что с вами? — совестливая, бедняжка уже готова была признать, что причина странного поведения гостя таится в ее невежливом тоне...
Заметив, что глаза незнакомца закатываются, а тело клонится к полу, панночка, превозмогая страх, подбежала к несчастному и, обхватив его за плечи, поддержала.
— Вам плохо? — спросила она.
Побелевшие губы гостя чуть шевельнулись... Усилием воли бедняга еще некоторое время не смыкал глаз — но было очевидно, что он вот-вот свалится в обморок.
С отчаяния панночка тоже упала на колени. Боясь, что гость ударится, она обняла его, для чего напрягла все силы своих тонких ручек. И тут неожиданно услышала от бедолаги:
— Счастлив видеть тебя, божественная!.. Эвелина, радость моя!..
Этот человек верил в то, что рядом с ним — другая, некогда любимая им женщина, верил, что она обнимает его и даже готов был пасть замертво от счастья... А бедняжке Лине хотелось кричать и плакать от неожиданно свалившейся на нее заботы. Ей почудилось, что гость действительно мог умереть!.. Она сделала усилие, чтобы помочь ему подняться, и вдруг угадала, что смысла в том уже нет — несчастный впал в беспамятство... От неожиданности панночка отпустила его — и тотчас незнакомец ударился головой о пол...
Панна Лина поднялась с колен и добрую минуту после этого стояла посреди гостиной недвижима, как статуя. Теперь она сама пребывала в предобморочном состоянии: голова ее кружилась, а руки дрожали... Наконец она собралась с силами и закричала:
— Касим! Кто есть! Скорее!.. На помощь!..
Потом она попыталась подтащить упавшего к дивану. Но и это ей не удалось — несчастный был тяжел, как мешок с житом. Слезы отчаяния полились из глаз красавицы.
— Что ж такое! — рыдая, воскликнула она и опять опустилась на колени. — Чем я обидела его? Ведь ни слова не сказала!
Чистая душа, она уже готова была признать себя убийцей. Бедняжка не понимала, что девичья красота не может вызывать каких-то иных эмоций или впечатлений, кроме счастливых. А от счастья, как известно, не умирают...
Наконец вошел Касим, тот самый рослый слуга, который оставил Кундуза в этом зале. Оценив ситуацию, здоровяк бухнулся рядом с панночкой на колени, склонил голову и стал слушать, бьется ли у несчастного сердце.
Последовавшая за этим пауза показалась бедняжке Лине целой вечностью. Панночка собиралась было поторопить Касима, но тут он распрямился и, уставившись на красавицу сияющими радостью глазами, сказал:
— Жив! Все хорошо!
Панна Лина в одно мгновение забыла о госте. Кажется, продолжая какую-то «войну» с Касимом, а может быть, выражая таким образом интерес к нему, она живо ответила:
— И что тут веселого! Улыбаешься?! У тебя всегда так: когда у меня беда, тебе смешно! Ты никогда не понимал меня!
Это был упрек ребенка, подтверждавший, что панночка неравнодушна к Касиму. Кажется, это был укор ему за его положение и бедность. Пан Ибрагим давно собирался удалить Касима из дому. Такие крепыши нужны были ему в поле. Но Касим все оставался в его гайдуках. И причиной тому было... заступничество Лины. Бедняжка не сознавала, что играет в опасную игру: пройдет полгода, год — и ее окрепшее чувство будет уже не обуздать. Путаясь в сетях своих чувств, она уже окончательно запутала в них бедного слугу. Касим любил хозяйскую дочь искренно и крепко...
