Нагиб Махфуз - Фараон и наложница
— Святая правда. А военачальник Таху, командующий стражей фараона, преподнес ей несколько бесценных шедевров.
— Если все стремятся завоевать ее расположение, кто же тот счастливчик, которого она сама выберет?
— Вы рассчитываете найти счастливого человека в этом несчастном городе?
— Думаю, что эта женщина никогда не полюбит.
— Откуда вам это известно? Может, она полюбит раба или какое-нибудь животное.
— Этому не бывать. Сила ее красоты огромна, а разве сила нуждается в любви?
— Посмотрите на эти холодные глаза. Она еще не познала вкуса любви.
Какая-то женщина, прислушивавшаяся к этому разговору, дала волю своему раздражению.
— Она всего лишь танцовщица, — заявила эта женщина полным злобы голосом. — Она выросла в вертепе разврата и порока. Она распутничает с самого детства и знает, как соблазнять мужчин. Она научилась искусно краситься и теперь явилась в этом соблазнительном и вводящем в заблуждение обличье.
Эти слова больно задели одного из влюбленных мужчин.
— Женщина, не говори так в присутствии богов, — предостерег он ее. — Разве ты еще не знаешь, что сказочная красота — не единственное богатство, каким одарили ее боги? Ведь бог Тот не поскупился на мудрость и знания.
— Глупости. Откуда у нее возьмутся мудрость и знания, если она тратит все время на то, чтобы совращать мужчин?
— Каждый вечер в ее дворце принимают избранных политиков, мудрецов и художников. Стоит ли удивляться, что мудрость, как известно почти всем, ей ближе, чем большинству остальных, и она хорошо разбирается в политике и тонко понимает искусство?
— Сколько ей лет? — поинтересовался кто-то.
— Сказывают, около тридцати.
— Ей не дашь больше двадцати пяти.
— Пусть ей будет столько лет, сколько она сама себе пожелает. Ее красота созрела и неотразима. Видно, ей не суждено увянуть.
— Где она выросла? — еще раз поинтересовался вопрошавший. — И откуда она родом?
— Только боги ведают об этом. Мне кажется, что она все время живет в своем белом дворце на острове Бига.
* * *
Вдруг сквозь толпу протиснулась женщина странной внешности. Ее спина была изогнута, будто лук, она опиралась на толстую палку. Седые волосы спутались и растрепались, изо рта торчали длинные желтые клыки, и нос напоминал клюв коршуна. Глаза под седеющими бровями глядели сурово и излучали зловещий огонь. На ней был длинный падающий свободными складками балахон, подпоясанный льняной веревкой.
— Это Даам, — воскликнули те, кто заметил ее, — Даам — колдунья!
Женщина не обращала внимания на них, костлявые ноги несли ее дальше. Старуха предлагала всем желающим заглянуть в незримый мир и узнать будущее. Она продавала свои неземные способности в обмен на кусок серебра, а те, кто собирался вокруг нее, либо испытывали страх, либо насмехались над ней. На пути женщины оказался молодой человек, и та вызвалась предсказать ему будущее. Юноша согласился, ибо, по правде говоря, был навеселе и покачивался, едва держась на ногах. Он вложил женщине в руку кусок серебра и уставился на нее осоловевшими глазами.
— Сколько тебе лет, парень? — спросила она хриплым голосом.
— Двенадцать чарок, — ответил тот, сам не понимая, что говорит.
Толпа разразилась хохотом, но женщина пришла в негодование, выбросила кусок серебра, полученный от юноши, и продолжила путь. Вдруг пред ней возник еще один молодой человек.
— Женщина, что меня ожидает в будущем? — ухмыляясь, грубо спросил тот.
Старуха на мгновение уставилась на него, охваченная злобой и гневом, затем ответила:
— Радуйся! Жена изменит тебе в третий раз.
Люди рассмеялись и стали рукоплескать колдунье, а молодой человек смутился и ретировался, ибо пущенная им стрела изменила направление и пронзила его грудь. Старуха шла дальше, пока не достигла паланкина куртизанки, и, желая испытать ту на щедрость, остановилась перед ним, хитро улыбнулась и обратилась к женщине, сидевшей внутри него:
— Сударыня, мне предсказать твою судьбу, которую так тщательно оберегают?
Похоже, куртизанка не услышала голоса колдуньи.
— Моя сударыня! — крикнула старуха. Радопис повернулась к ней, было заметно, что она смутилась, затем быстро отвернулась, ибо в ней проснулся гнев.
— Поверь мне, — сказала ей старуха, — среди шумной толпы никто, кроме тебя, не возлагает на этот день столько надежд. — Тут к старухе приблизился один из рабов и встал между ней и паланкином. Этот случай, несмотря на свою незначительность, привлек бы интерес тех, кто оказался поблизости, если бы воздух не сотряс пронзительный звук. Это солдаты, выстроившись вдоль дороги, поднесли свои трубы к устам и огласили все кругом продолжительным сигналом, давая понять, что окружение фараона двинулось в путь и сам фараон скоро отправится из дворца к храму Нила. Все тут же забыли о том, что их занимало до сих пор, уставились на дорогу, вытянув шеи и обратившись в слух.
Время тянулось долго, вдруг появился передний отряд войска, шагавшего в строю под звуки военной музыки. Впереди под знаменем с изображением коршуна маршировал гарнизон Билака, блистая разнообразием военного обмундирования. Солдат встретила волна бурных аплодисментов.
Толпа смолкла, когда появилась пехота с копьями и щитами в сопровождении музыки, пронизанной духом бога Хора, а их знамя украшал образ самого бога. Копья с геометрической точностью устремились к небу, образуя в воздухе параллельные линии на всю ширину и длину рядов солдат.
Дальше следовало огромное войско лучников, неся луки и колчаны со стрелами позади знамени, на котором красовался царский жезл. Оно долго шествовало мимо толпы.
Затем вдали послышалось ржание лошадей, рядами по десять с грохотом и звоном приближались колесницы. Они ехали столь четким строем, что казалось, будто их нарисовали пером. Каждую колесницу тянули два великолепных боевых коня, в ней находились возничий, вооруженный мечом и метательным копьем, и лучник в латах, держа лук в одной руке и колчан — в другой. Завидев их, зрители вспомнили завоевание Нубии и горы Синай. Они мысленно представили, как это войско тучей несется по равнинам и, словно грифы с неба, устремляется в долины, сея смерть в рядах врага, который в ужасе рассыпается перед ним.
Затем показался величественный кортеж фараона во главе с царской колесницей, за ней полумесяцем следовали по пять колесниц с принцами, министрами и главными жрецами, тридцатью судьями областей, командирами войска и губернаторами провинций. Наконец появился Таху во главе царской стражи, замыкавшей шествие.
