Анна О’Брайен - Меч и корона
Достоинство. Выдержка. Я повзрослела так стремительно, что даже задохнулась на минуту. Я ведь понимала, что так и должно быть: пора детского упрямства закончилась навсегда.
— И долго мне ждать?
— Нет, не долго. Завтра я приведу его к вам.
Значит, еще целый день. Но скакать в лагерь Капетинга, будто обычный зевака, который на все глазеет, разинув рот… Нет уж! Этого я не стану делать.
— Стало быть, завтра. Прием состоится в Большой зале.
— Я позабочусь об этом.
Архиепископ снова поклонился и удалился, вполне довольный, как и я сама.
А я воротилась к окну, напрягая глаза и стараясь разглядеть вдалеке фигуру будущего супруга. Разумеется, ничего из этого не вышло. Взгляд мой переместился на более близкий и знакомый вид города Бордо. Теперь мне недолго осталось им любоваться. Придется покинуть эти знакомые края, любимый дом, сухую, выжженную солнцем землю Юга. Я с детства привыкла к Бордо, к его теплым золотистым стенам, окружающим сады и виноградники, да и наш собственный герцогский дворец. К церквам, вонзающим свои шпили в небеса. Крынку, к порту, куда прибывают корабли с товарами со всего известного нам света. Париж? Что я знала о нем? Очень мало, надо признать. Далеко от моря. Там север, там холодно и сыро. Но каким бы он ни был, он вот-вот станет городом моей новой жизни.
— А ты уже решила, на каком языке будешь приветствовать своего благороднейшего принца? — проворковала Аэлита, подошла ближе и взяла меня под руку.
Нет, она точно вознамерилась досаждать мне!
— Я, разумеется, буду говорить на своем языке.
— Ты не хочешь облегчить ему задачу?
— С какой стати? От этого брака он выигрывает куда больше, чем я. Наше новое объединенное королевство…
— Оставь политику, сестра. Слишком уж ты серьезна. Вот гораздо более важный вопрос: что ты наденешь на первую встречу с ним?
— Аэлита! Жизнь состоит не из одних нарядов и мантий…
— Иной раз состоит. Кстати, вспомнила! Ты одолжишь мне свое нижнее платье в складочку — то, из голубого шелка с серебряным шитьем?
— Не дам.
Оно было дорогое и совсем новое.
— Ну, раз тебе так хочется вредничать…
Мне захотелось было ответить ей резко, но духу не хватило. Из-за этого замужества нам придется, вероятно, расстаться, и меня эта мысль отнюдь не радовала. Более того, сестра была права. Важно произвести впечатление на Людовика Капета. Надо сделать так, чтобы он сразу обратил на меня внимание. Я герцогиня Аквитанская, а не какая-нибудь жалкая попрошайка, и не мне на коленях вымаливать, чтобы Капет из милости подал руку и помог мне встать на ноги.
И тут дьявол принялся нашептывать мне на ухо…
А вправду ли ты хочешь связать свою жизнь с мужчиной и вечно зависеть от его «можно» и «нельзя»? Такой ли ты видишь свою жизнь: являться по первому зову к этому принцу, которого и не знаешь, ибо ты станешь его подданной, его имуществом, покорной исполнительницей всех его повелений?
Да нет, этого мне не хотелось, только ведь и выбора у меня не было. Мне, герцогине Аквитанской и Гасконской, графине Пуату в собственном праве[11], было от роду пятнадцать лет. Я не способна защитить свои земли от зарящихся на них шакалов и стервятников и должна склониться перед неизбежным. Это я уже твердо решила.
Я вступила бы в союз и с самим Сатаной, если бы это помогло уберечь Аквитанию от опасностей.
Аэлита все равно позаимствовала мое нижнее платье, но к тому времени меня захватили более важные события и вопрос о нижних платьях из голубого шелка стал на редкость несущественным.
— Ты великолепна, — сделала вывод Аэлита.
Я вскинула голову. Это я и сама знала. Блюдя свое слово, сегодня поутру, пока дневная жара не стала подобна раскаленной печи, архиепископ Жоффруа собственной персоной переправился на тот берег реки и проводил принца на встречу со мной, его нареченной супругой. Я же сидела в приемной зале и ожидала его, воплощая собою великолепие Аквитании.
Памятуя советы Аэлиты, я выбрала платье темно-синего цвета. Если у тебя волосы ярко-рыжие, как мех лисицы, то многие расцветки просто и обсуждать не стоит, но синий, подобный цвету облачения Богородицы, был мне к лицу. Под него я надела нижние платья из шелка и тонкого полотна, а поверх всего — сюрко[12]; пышные юбки окутывали меня и свисали до самого пола, чуть приоткрывая при ходьбе позолоченные кожаные туфельки. Талию перехватывал украшенный драгоценными камнями пояс, а другая его петля опоясывала бедра. Длинная прозрачная фата, закрепленная диадемой из золота и самоцветов, не скрывала моих волос, но привлекала к ним внимание. А волосы ниспадали почти до колен, перевитые по всей длине синими и золотистыми ленточками. Может быть, для такой жары и духоты не слишком удобный наряд, зато наглядно свидетельствующий о моей силе и власти. Разумное употребление румян позволяло выгодно оттенить глаза, губы и щеки. Пальцы были унизаны кольцами, серьги свисали до самых плеч.
И я ждала.
Минул час.
Я не привыкла к тому, чтобы меня заставляли ждать — всю жизнь слуги опрометью бросались исполнять мои приказания. Но ни раздражения, ни гнева я не выкажу. И на стену не пойду выглядывать, не едут ли. Я сидела в кресле с высокой спинкой, на возвышении, и заставляла пальцы лежать спокойно, а не выстукивать нетерпеливую дробь. Не спускала глаз с высокой двери в дальнем от меня конце просторной залы. Солнце уже достигло зенита, и по спине у меня побежали струйки пота.
И все же я сидела спокойно. В глубинах души поднималось негодование. Он посмел заставить меня ждать! Меня, в чьих жилах течет кровь бесконечной череды победоносных воинов-рыцарей! Он хочет унизить меня, Элеонору…
Ну, где этот французский принц? Клянусь Богом, больше я ждать не стану!
И тут послышалась тяжкая поступь одетой в доспехи стражи. Тихие невнятные голоса. В мою приемную залу вступили франкские воины — очень похожие на завоевателей — и заняли свои места у двери, выстроившись оборонительной шеренгой. Но я смотрела только на одного человека, замершего под аркой дверного проема. Он оглядывался по сторонам, широко открыв глаза, и шагнул вперед лишь после того, как архиепископ, шедший справа, что-то ему негромко сказал.
Людовик Капет медленно пошел ко мне. Людовик Молодой. Теперь, когда долгожданный миг настал, мои ладони увлажнились, и я с трудом подавила желание тут же вытереть их о шелковые юбки.
Принц снова замер, словно ожидая, что кто-нибудь его подбодрит.
Пока он был еще далеко, я разглядывала его и получила некоторое впечатление. Сердце у меня сжалось. С кем было мне сравнить его? Конечно, с теми немногими мужчинами, которых я помнила. С моим дедом. С отцом. С младшим братом отца Раймундом, нынешним князем Антиохийским. Эти мужчины были моим единственным мерилом, и я ожидала увидеть воителя, храброго рыцаря, который устремляется за своей наградой, властного повелителя, который одинаково свободно чувствует себя и в зале совета, и на ристалище, и на поле брани. У наследника французского престола я уж, по крайней мере, ожидала увидеть полную уверенность в себе. Когда в покои входили мужчины моей семьи, все вокруг тотчас ощущали их властность и силу духа.
